Ирина Котова - Королевская кровь. Проклятый трон

Разве первая Рудлог может сбежать?

– Нет, – ответила Ангелина, – я еще немного поплаваю.

И честно продержалась еще полчаса, а затем сообщила, что выходит, и, не глядя, действительно ли он отвернулся, ушла.

В спальне было прохладно и хорошо, и простыни были приятны к телу, и сон уже давно ступал за ней по пятам, обещая успокоение и отдых. Но принцесса засыпала долго, тяжело, и мысли в сковавшей тело полудреме то текли лениво, словно приглушенно, то вспыхивали яркими брызгами, заставляя ее сжимать кулаки и зло, глухо стонать от невозможности уснуть и не думать, отрешиться от эмоций и случившегося вдруг на тридцать первом году жизни чувственного откровения.

Кто бы мог подумать, что она способна реагировать так остро?

И почему, Великие Боги, она никогда не испытывала ничего подобного при общении с другими мужчинами? Образованными, достойными, родовитыми, привлекательными, которые ухаживали за ней, насколько позволяло ее положение, и допускали определенные вольности, и прижимались во время танцев, и признавались в любви? И были ведь при дворе и настоящие охотники, совсем не слащавые, знающие толк в соблазнении, которых не пугали ни ее холодность, ни неминуемое наказание королевы Ирины. Ни одного Ангелина не хотела, прикосновения оставляли ее равнодушной, поцелуи, которые она позволяла себе, когда начала выезжать и все было внове, не вызывали ничего, кроме недоумения. Со временем любопытство Ани к чувственной стороне жизни прошло, уступив место уверенности, что это не для нее.

Придворные дамы, ее фрейлины – молоденькие и не обязанные, в отличие от кронпринцессы Рудлог, хранить чистоту до брака, – обсуждали мужчин, свои похождения и ощущения, даже составляли список самых сексуальных красавчиков высшего света. Она не останавливала их разговоры, но и участие принимала лишь номинальное. Ей было недоступно понимание, что такое сексуальный мужчина. Сильный, хорошо сложенный, выносливый, остроумный – это Ангелина понимала и даже находила удовольствие в общении с несколькими представителями сильного пола, входящими в ее ближайший круг. Но ни один не волновал, не заставлял получать удовольствие от противостояния и желать того, чтобы мужчина покорился ей. Да обнимая сестер или гладя лошадь, она испытывала больше приятного чувства, чем от прикосновений к мужчине!

Оказывается, желание, болезненно сжимающее все внутри и обостряющее восприимчивость к прикосновениям, звукам и запахам, очень похоже по реакции тела на страх. И оно такое же неконтролируемое, как ярость.

Хотя разве она не достигла совершенства в самоконтроле?

В спальне было так тихо, что слышен был плеск воды в фонтане холла. И звук этот, как и терпкий запах цветущих белых звездочек, раздражал. Заставлял ворочаться, скидывать тонкое покрывало, подставляя обнаженное тело едва заметному дуновению ветерка, подтягивать колени к животу, пытаясь найти удобную позу, глядеть на голубоватые полосы лунного света, льнущие к мраморному полу, – что угодно, только бы измученный мозг угомонился и дал заснуть.

Ангелина смутно помнила отношения между матерью и отцом, первым мужем королевы. А когда тело принцессы начало меняться и первая Рудлог из девочки стала девушкой, мама уже была замужем в третий раз. Их общение со Святославом Федоровичем казалось теплым и спокойным. Но никаких страстей, описанных в классической литературе, никакой томности – ровные, почти родственные чувства. Он всегда был на втором плане, всегда был готов помочь и супруге, и ее детям.

Многие говорили, что Ани очень похожа по характеру на королеву Ирину, и уже потом первая принцесса приняла для себя то, что ее идеальный брак должен быть таким же – доверительным, тихим, удобным. Как и мужчина рядом.

И уж точно она не сможет быть вместе с мужем, которым не сможет управлять.

Ани опустила босые ноги на прохладный мрамор, встала, налила себе лимонада, подошла к окну и начала медленно пить, глядя на залитый лунным призрачным светом сад. Нагую грудь и руки холодил ветерок, словно лаская, соски сжались, и она машинально провела пальцами по ноющему навершию, раздраженно дернула плечами, переступила с ноги на ногу. И пошла в купальню – принять теплую ванну с лавандовым мылом.

Из окон купальни была видна полная луна, и мысли принцессы перенеслись в Рудлог, к сестре и ее мужу-медведю. Василина была чувствительнее ее, мягче, женственнее. И если ей, Ангелиной, восхищались и благоговели, то, глядя на Васю, улыбались. Васюша умела наслаждаться вкусной едой, приятными тканями, любила запах цветов и с ранней юности увлекалась любовной поэзией. Как раз в ней мягкая, сдержанная притягательность была всегда. И Василина не закрывалась от мира, была готова и приучена чувствовать, осязать, наслаждаться.

Королева Ирина настороженно следила за второй дочерью, волновалась, что Васюшино отзывчивое сердце изберет какого-нибудь автора дурных строк или успевшего прогоркнуть ловеласа. Но вторая Рудлог, с улыбкой принимая восхваления и заверения в любви, была со всеми одинаково мила и равнодушна. И Ани думала, что младшая сестричка такая же, как она.

Но Васе встретился Мариан. «Он первый и единственный мужчина, который вызывал и продолжает вызывать у меня дрожь в коленках», – сказала как-то сестричка после свадьбы.

Дрожь в коленках! У принцессы Рудлог!

Тогда Ангелина фыркнула, а сейчас понимала ее и грустила, шевеля пальцами в теплой воде, легко поглаживая себя по рукам, животу, по бедрам и вдыхая знакомый запах лаванды, чуть настойчивый и навевающий мысли о каменистых и сухих, жарких, щедро политых солнцем холмах, где гуляет ветер и терпко пахнет цветами и травой.

Конечно, дрожь в коленках. Достаточно вспомнить, как они иногда замолкали во время общего разговора и смотрели друг на друга так, что всем становилось неудобно, или как барон, проходя мимо жены, поглаживал ее по шее, и Вася прикрывала глаза, мгновенно туманящиеся странной мечтательностью, или как вдруг пропадали посреди дня, а младшие хихикали и шептались.

Однажды Ани застала молодоженов в саду – в середине октября, днем, когда погода стояла сухая и солнечная, но было уже холодно. Вышла прогуляться. И прогулялась – так, что, смущенная и негодующая, почти бежала обратно к дому, а перед глазами стояла сестра с неаккуратно задранной длинной юбкой, с запрокинутой головой, прижатая спиной к старой яблоне, всхлипывающая и как-то беспомощно цепляющаяся за резко двигающегося, обхватившего ее, вбивающегося в нее Байдека. Неужели вожделение было настолько сильным, что у Васи, с ее воспитанием, и Мариана, офицера Севера, не хватило благоразумия дотерпеть до спальни? А если бы в сад вышла не она, Ангелина, а кто-то из младших? Или отец? Или слуги? Что же это за чувство, которое так действует на здравый смысл, гордость, воспитание, чувство долга, ответственность?