Кен Лю - Королевские милости

Флот, окружавший Руи, был уничтожен за несколько часов, и теперь море усеивали обломки, за которые цеплялись оказавшиеся в воде люди.

Так Дасу установил контроль над морем, не поднимаясь на поверхность.

Гинпен пал без единой жертвы. Король Косуги, увидев огромную армию с копьями и стрелами наготове у стен города, сдался, и маршал Мазоти позволила ему остаться в заново отстроенном дворце в качестве гостя Дасу.

Когда Джин объявила, что ее армия не причинит вреда населению покоренных территорий, жители Хаана поначалу отнеслись скептически к ее словам, но постепенно начали успокаиваться, поскольку солдаты вели себя в соответствии с ее обещанием.

– Итак, ты нашел себе нового господина, – с горечью заметил король Косуги, когда увидел Луана Цзиа.

– Я по-прежнему служу народу Хаана, – поклонившись, ответил тот.

Флаги Дасу, украшенные изображением крубена, трепетали на ветру, сообщая всем, что король Куни вернулся на Большой остров.

Волчья Лапа и Большой остров, шестой месяц четвертого года Принципата

Мата Цзинду вернулся на Волчью Лапу, против своего желания, но старый трус, король Дало из Гана, не оставил ему выбора.

Как только Мата отправил его обратно на остров, Дало погрузился в глубокую депрессию: целыми днями смотрел пьесы о былом великолепии древнего Гана и рыдал от унижения, которому его подверг гегемон.

Через некоторое время Мокри Дзати, один из его генералов, начал испытывать беспокойство. Пример Мата придал ему смелости, и он заставил короля Дало отказаться от престола и отдать ему печать Гана. Дало особенно не сопротивлялся: заявил, что статус короля не соответствует его темпераменту, и ушел на покой, чтобы спокойно заняться своими прудами с золотыми рыбками.

Король Мокри решил под шумок, пока гегемон занят решением проблем с Куни Гару, подготовить против него восстание. Мокри Дзати и сам превосходно владел мечом, но во время сражения на Волчьей Лапе серьезно заболел, был прикован к постели и не видел подвигов Мата на поле брани, поэтому считал, что истории о доблести гегемона сильно преувеличены и победы его – следствие коррупции военачальников империи, а не стратегического таланта самого Мата.

Чтобы вдохновить народ, Мокри заявил, что вернет территории на Большом острове, отобранные Мата у Гана, а затем захватил Огэ, которым управлял король Хойе, бывший полководец из Гана, перешедший на сторону Мата в конце сражения на Волчьей Лапе, за что и получил несколько маленьких островов. Хойе быстро сдался: численность населения всего его королевства была меньше, чем в городе Тоадза, – но Мокри отпраздновал эту победу так, словно одержал верх над самим гегемоном, и в течение десяти дней по улицам Тоадзы маршировали его солдаты.

– Мокри глупец, и не стоит брать его в расчет, – сказал Торулу Перинг Мата. – Ваша главная проблема – Куни Гару. Отправляйтесь на запад, гегемон, и раздавите его, пока он не настроил против вас остальные королевства Тиро.

Мата раздражало постоянное вмешательство Торулу Перинга. Да, конечно, Куни высадился на Большом острове, но ему удалось захватить лишь крошечную часть Хаана. Три новых королевства Гэфики возглавляли его ставленники, и Мата считал, что они с легкостью остановят трусливого Куни и его сопливого маршала, в то время как Мокри, будучи воином, представлялся ему куда более опасным противником.

Чтобы сохранить целостность своего мира, Мата пришлось пристегнуть к поясу меч – другого выхода не оставалось – и снова сесть в седло, поскольку он не мог доверить столь важное дело никому, а с Куни можно разобраться и позднее, после того как будет наведен порядок на востоке.

Правители королевств Дара поняли, что наступил момент, когда придется выбирать, на чью сторону встать: либо Мата Цзинду из Кокру, величайшего воина всех времен, либо Куни Гару из Дасу, обладателя неистощимого запаса удачи.

Король северной Гэфики Тэка Кимо сражался бок о бок с Мата с того дня, как убил Хуно Крима, и никто не сомневался, что он один из самых верных сторонников гегемона. Но прежде чем стать королем и генералом, влиться в ряды повстанцев, Тэка разбойничал в Таноа, добывал себе средства к существованию с помощью кинжала. Тэку даже приговорили к каторге за то, что искалечил человека, и на его лице все еще оставалась устрашающая татуировка, сделанная тюремщиками, как было принято при Мапидэрэ, чтобы все знали, кто перед ними и что совершил. Как и Мата, это был крупный и сильный мужчина, превосходный воин, хотя и, в отличие от гегемона, никогда не считал, что служит высшим идеалам.

Тэка гораздо лучше разбирался в законах темных переулков и ночных улиц, чем в хитроумных политических танцах политиков и дворцовых интригах, и считал, что жизнь аристократа ничем не отличается от жизни мелкого уличного преступника. Куни Гару и Мата Цзинду напоминали главарей двух соперничающих банд, сражавшихся за контроль над городскими рынками и деньги, которые платят за защиту богатые купцы, в то время как сам он был мелкой сошкой, оказавшейся меж двух огней.

«Надо не ошибиться в выборе – иначе проиграешь».

Тэка тайно прибыл в Гинпен, чтобы переговорить с Куни Гару, в скромном одеянии и без охраны. Они встретились на старом, мало кому известном постоялом дворе.

Прибыв в назначенное место, Тэка обнаружил, что Куни резвится в постели с двумя проститутками, но посчитал это вполне естественным: по его представлениям, предводитель крупной банды именно так и должен вести себя.

Куни тут же выпроводил женщин, но выглядел рассеянным.

– Я считаю, что Мата Цзинду остался в прошлом, а ты, великий король Куни, – наше будущее, – заговорил Тэка, но Куни зевнул, встал и молча вышел из комнаты.

Тэка не знал, что означает такой прием: вместо того чтобы обсудить возможность союза, Куни повел себя так, словно ему ни до чего нет дела.

Вскоре появился Кого Йелу и пригласил Тэку на ленч, состоявший из самых простых холодных закусок – что нашлось на постоялом дворе, – к которым подали неструганные палочки для еды. С каждой проходившей минутой Тэка чувствовал себя все более неуверенно.

Вероятно, Куни Гару отнесся к нему так из-за того, что они с маршалом Мазоти уже составили план покорения северной Гэфики и более сильный главарь нашел способ забрать территорию без ведома Тэки. Теперь он понял, что может лишиться не только своих земель и трона – совсем как несчастный Косуги, – но и не исключено, и жизни.

Холодность Куни была своего рода предупреждением, последним лучиком надежды, и тогда Тэка решил попросить премьер-министра Йелу замолвить за него словечко. Тэка уже не просил о союзе равных, а мечтал лишь о том, чтобы, отдав северную Гэфику, сражаться за Дасу в обмен на обещание новых владений по окончании войны.