Салли Грин - Половинный код. Тот, кто умрет

Громко матерясь, я хватаю ее за руки и связываю их у нее за спиной.

– Будешь знать, как в моих вещах рыться.

И снова складываю рюкзак, старательно счищая липкую грязь с каждой выброшенной вещи. Патроны лежат в самом низу. Пистолеты не заряжены. Что она искала? Заряженный пистолет? Или патроны? А может, действительно еду?

Я отбираю самые сухие ветки из тех, что принесла Донна, и поджигаю их пламенем изо рта. Донна со страхом отодвигается от меня подальше. Огонек получается жидковатый. С трудом согрев на нем немного воды, я развожу ею еду из пакетов. Вкус у нее отвратительный, но я съедаю одну порцию сам, а вторую скармливаю Донне.

Она почти все время молчит, только пару раз просит прощения. Я, ни слова не говоря, привязываю ее к дереву и ухожу проверить погоню. Никого. Тогда я возвращаюсь к костру и сижу над ним до утра. Дождь то перестает, то снова припускает. На рассвете я опять подогреваю немного воды и готовлю нам завтрак. Говяжье рагу. Разрезав на Донне веревку, я приглашаю ее поесть.

– Спасибо… – украдкой она бросает на меня взгляд. – Я больше не буду делать глупостей. Обещаю.

– Заткнись.

– Фредди, я правда…

– Я сказал, заткнись.

Она умолкает, и, поглядев на нее, я вижу, что она опять плачет. Тогда я затаптываю огонь, бросаю в рюкзак вещички, вздергиваю ее на ноги, и мы уходим. Утро сырое и холодное, так что бег – единственный способ выгнать озноб из костей. Хорошо еще, что Донна бежит с хорошей скоростью и не болтает.

К концу дня мы прибываем в лагерь номер три с половиной. Габриэля нет, и, похоже, уже не первый день: пепел в костре холодный, а мои пятьдесят два камешка лежат втоптанные в грязь там, где он их оставил. Значит, он в третьем лагере, у Греторекс. Сидит и ждет, надеется, что я приду за ним. Так он заставляет меня встречаться с Греторекс. Но на этот раз я и сам туда собираюсь.

Донна уже сидит на земле у прогоревшего костра, когда я говорю ей:

– Десять минут – и мы уходим.

– Я думала, мы будем здесь ночевать.

– Зря ты так думала.

– Я устала.

– Я тоже.

– Но мы ведь уже почти пришли, да? – При этих словах она чуть заметно улыбается и глядит на меня снизу вверх, наверняка понимая, что ведет себя сейчас как маленькая.

– Скоро мы будем в лагере Альянса.

– Правда? – Донна приободряется, но тут же с подозрением щурится. – Скоро – это, по-твоему, когда: через час или через день?

– Если с моей скоростью, то через час. Если с твоей – и в три дня не доберешься.

Ее плечи заметно опускаются, но она все же говорит:

– Спасибо, Фредди. За то, что привел меня сюда. Ты ведь мог бросить меня там, я знаю.

Я отпиваю глоток воды и передаю остальное ей со словами:

– На вот, заткнись и пей.

Она тоже делает глоток и тут же начинает снова:

– Фредди, я…

– Может, хватит уже доставать меня этим гребаным Фредди?

Она коротко улыбается.

– Конечно. К тому же это имя тебе совсем не подходит. Ты кто угодно, но точно не Фредди. – Она делает еще глоток, а потом тихо и осторожно добавляет: – Но, даже если бы ты выбрал себе имя поудачнее, думаю, я бы тебя все равно узнала. Ты ведь по-настоящему знаменит, знаешь? Я честно говорю. Я рада, что повстречала тебя, и я на самом деле очень благодарна тебе… Натан.

– Ага.

Она качает головой.

– Ты знаменит потому, что ты – сын Маркуса. Потому, что ты полукод. Потому, что ты плохой… злой. Просто отвратительный.

– Ты что, нарочно меня бесишь?

– Я пытаюсь с тобой поговорить. – И она добавляет еще одну улыбку.

– Я не из тех, кто много болтает. Но ты права, в основном я отвратителен. Иногда бываю очень зол. Иногда просто делаю плохие вещи. Так что смотри, как бы я и с тобой чего-нибудь не сделал. А потому лучше заткнись и поднимайся, идти пора.

– Тебе нравится быть грубым, ведь так? Тебе так легче.

– Мой отец перерезал бы тебе глотку еще там, в лагере. А Охотники отвели бы тебя назад, к Белым Ведьмам, которые замучили бы тебя до смерти.

– То есть теперь ты хочешь сказать, что ты на самом деле хороший?

– Вот и не забывай об этом.

– Не забуду. Ты прав: ты спас меня, и я тебе благодарна. Только тебе идет быть грубым.

– Кляп все еще у тебя в кармане, не забудь. По-моему, он тоже тебе очень шел.

Она смеется в ответ и говорит:

– Вот видишь, именно это я имела в виду. Тебе просто нравится быть грубым.

– Экономь дыхание. Пошли.

Я опять ставлю ее на ноги, и мы отправляемся.

К лагерю номер три мы приближаемся в темноте, под дождем. Впереди маячит охрана, и я на ходу кричу:

– Это я, Натан! Пароль «Пояс Ориона».

Грохочет выстрел, пуля ударяется в дерево за моим плечом.

Я толкаю Донну на землю и сам откатываюсь вправо. Становлюсь невидимым, подбегаю к охраннице, ударом снизу вверх выбиваю у нее из руки пистолет, ее бросаю на землю. Она пробует встать, но я рукояткой пистолета бью ее в лицо, она опять падает, из носа у нее течет кровь.

Я тяжело дышу и становлюсь видимым. Девушка таращит на меня глаза. Она новенькая.

Прибегает Греторекс и, наставив на меня пистолет, вопит новенькой:

– Доложить как полагается!

Другая новенькая появляется справа от меня, еще одна – слева. И все трое держат меня на мушке. А я наставляю свой пистолет на девушку на земле, которая, несмотря на сломанный нос, громко вопит:

– Пароль! Он назвал неверный пароль!

Греторекс подходит ко мне, все еще целясь мне в голову из пистолета. Она спрашивает:

– Какой пароль?

– Не знаю. Ты его поменяла, а мне никто не сказал.

– Зачем тогда нападать на мою охрану?

– Она в меня стреляла!

– Если не докажешь, что ты и вправду Натан, я сама в тебя выстрелю.

– Мне что, стать невидимым, послать молнию, выдохнуть огонь и поджарить вас всех на месте? Это будет считаться доказательством?

Тут прибегает Габриэль, сразу оценивает ситуацию и спрашивает:

– В чем дело?

Греторекс объясняет.

– Этот тип утверждает, что он Натан. Но, может, он только притворяется.

– Да иди ты, – говорю я ей. Поверить не могу, что она серьезно, но ее пистолет по-прежнему смотрит на меня.

Габриэль говорит:

– Ругается он точно как Натан, хотя, с другой стороны, любой болван может не хуже.

Я посылаю и его, не зная, шутит он или нет.

– Скажи ей, что это я, Габриэль.

Он подходит ко мне, кладет мне на грудь ладонь и заглядывает прямо в глаза.

– А это правда ты? – Потом он придвигается ко мне так близко, что наши тела соприкасаются, и шепчет мне в ухо, щекоча мне шею своим теплым дыханием: – Тебя долго не было. Куда ты пропал?

Я поворачиваюсь к нему и также шепотом отвечаю:

– Да, бля, пропал я, пропал, заблудился, на хрен, и еще залез на сраный Эгер.

– Близко, хотя и не совсем точно…

– Я передаю дух, а не букву.