Салли Грин - Половинный код. Тот, кто умрет

– Пусть попробуют.

Селия говорит:

– Похоже, ты уже понял, в чем ее дар?

Я много думал об этом, и кое-какие подозрения у меня возникли. Когда Анна-Лиза убила Маркуса, началась жуткая пальба. Габриэль толкнул меня на землю и закрыл собой, а когда я снова поднял голову, Анна-Лизы уже нигде не было. Сначала я решил, что она просто убежала и спряталась среди деревьев, но, думаю, я с самого начала знал, что она просто исчезла, буквально.

– Она может становиться невидимкой, – подтверждает мои подозрения Селия.

– До чего же удачно, что у нее такой же дар, как у ее многоуважаемого дяди и прославленного братца. Просто великолепно. Лишнее подтверждение тому, что они – одного поля ягоды.

– Вот и Гас так считает, но, с другой стороны, найдется немало тех, кто скажет то же самое о тебе и о твоем отце.

– Я этим горжусь.

– Будь осторожнее, Натан. В Альянсе много Белых Ведьм, куда больше, чем Черных, если на то пошло, и хотя они не питают особой любви к семье Анна-Лизы, в ней самой они видят слабую, незначительную жертву обстоятельств, несмотря на ее дар. С тобой все совсем иначе. Ты не слаб и не беззащитен. В тебе люди видят точную копию твоего отца. И знают, что ты сделал, чтобы получить его дары.

– Что я вынужден был сделать!

– Тебя боятся, Натан, и это плохо. Многие Белые Ведьмы боятся тебя нынешнего и такого, каким ты еще можешь стать. Они жалеют Анна-Лизу, которая действовала под влиянием любви к оступившемуся брату, хотела помочь ему, но в тебе они видят только Черного Колдуна – убийцу, сына Маркуса, пожирателя сердец. Ты убил Маркуса. Некоторые даже считают, что судить надо тебя, а не ее.

– Я хотел его спасти! Но бесполезно. Надежды не было, он умирал. Я не хотел, чтобы так все вышло!

– Успокойся, Натан, – тихим и ровным голосом говорит Селия.

Я матерюсь.

– Среди Белых сторонников Анна-Лизы есть те, кто считает, что лучший способ защитить ее – это привлечь внимание к тебе. Они говорят, что закон для всех должен быть один.

– Так ты хочешь меня арестовать? В этом все дело? За то, что я съел сердце Маркуса после того, как она его застрелила?

– Мы не можем сделать для тебя исключение. Тебе тоже придется отвечать на обвинения. Тогда все и объяснишь. Не думаю, что…

– А пока ты опять посадишь меня в клетку?

И я понимаю, что они мечтают об этом, все Белые спят и видят меня в оковах. Но я ни за что, ни за что больше не дамся. И, не успеваю я подумать, как из моих ладоней вырываются две молнии и ударяют в землю по обе стороны от Селии, а в воздухе между нами вспыхивает большой клуб пламени, так что она отшатывается.

В ту же секунду ее шум наполняет мою голову, ее разрывает боль, которую я ненавижу, и я оказываюсь на коленях.

Но она сразу прекращает.

– Я не хочу делать тебе больно, Натан. Не хочу испытывать на тебе свой дар, но мне придется, если ты не успокоишься.

Я поднимаю голову, смотрю на нее, встаю на ноги. Как я ненавижу этот ее звук, я готов на все, чтобы прекратить его, буквально на все. Она никогда больше не воспользуется им против меня.

Никогда.

Я начинаю тереть ладонью о ладонь, думая о вращающемся мире, тру все быстрее, быстрее, и замираю. Потом подношу обе ладони к вискам и думаю о покое.

И все замирает. Все делается неподвижным. Звуки стихают.

Селия стоит прямо напротив меня, спокойная и сосредоточенная. Габриэль не сводит с меня глаз, он все еще зол. Несбит замер на одной ноге, как будто хотел попятиться, Греторекс держит меня на мушке. А за их спинами толпятся новенькие. Наверное, услышали шум и сбежались посмотреть, в чем дело. Лица у большинства напуганные, но некоторые явно торжествуют. Донна тоже с ними, руки у нее по-прежнему связаны, лицо серьезное.

Я ухожу от них. Не знаю, как долго будет стоять время. Хотя какая разница. Главное, они больше не посадят меня в клетку.

Я уже далеко, когда позади раздаются крики. Значит, время пошло. Я перехожу на бег.

Я в лесу. Поздно. Что теперь делать, не знаю. Я никого не убил, никого не ранил. Хотя мог бы. Но зато я плюнул в лицо Габриэлю. Как я мог?

Уже почти совсем темно, когда я слышу шаги. Они замирают, потом возобновляются, еще более громкие и неуклюжие. Тот, кто идет, хочет, чтобы я его услышал, а подойдя совсем близко, снова останавливается и говорит:

– Чудную магию ты нам показал, парень.

Я молчу, через минуту подходит Несбит и присаживается рядом со мной на корточки.

– Сначала никто ничего даже не понял. Ты прям как в воздухе растворился. Габ сказал, что ты, наверное, остановил время.

– Ага.

– Здорово!

– Ага.

– А потом кое-кто из нас решил, что тебя надо найти. И… в общем… вот я здесь. Имей в виду, это было нетрудно: ты, как всегда, оставил за собой след шириной в милю.

– Я не собирался прятаться. Мне просто надо было подумать.

– А, ну да, конечно, дело ясное. – Минуту Несбит ухитряется просидеть тихо, потом говорит:

– В клетку тебя никто не посадит. Селия не даст. Она так сказала.

Я уже не знаю, чему верить, но не думаю, чтобы Селия стала мне лгать.

Несбит добавляет:

– И Ван тоже не позволит. Да и я, и, конечно, твой красавчик. А уж Греторекс такая перспектива и вовсе не по душе. Так что у тебя больше друзей, чем ты думаешь.

Я удивляюсь, неужели это правда? Если так, то почему я постоянно чувствую себя таким одиноким?

– Габриэль еще злится?

Несбит мешкает, потом отвечает:

– По шкале от одного до десяти я бы определил его градус как девять с половиной.

– Значит, могло быть хуже.

– Он остынет. – Несбит толкает меня в бок и говорит: – Лучшее в ссорах – это примирение. Так и вижу, как это будет: ты попросишь у него прощения, он тебя обнимет и…

– Несбит, заткнись.

Мы еще немного сидим молча, потом я спрашиваю:

– Так какой у нас план?

– План такой – я пускаю в ход все свое недюжинное обаяние, чтобы уговорить тебя успокоиться и вернуться в лагерь. Потом, когда Селия убедится, что ты не станешь убивать Анна-Лизу молнией или чем-нибудь еще, как только ее увидишь, мы отправимся в первый лагерь, где ты дашь свои показания на процессе века. Судить будут, разумеется, Анна-Лизу. Тебя трогать не станут, по крайней мере пока. Селия говорит, что если все будет хорошо, то до этого и вовсе не дойдет. Понятно, если что не так, то и ты от суда не отвертишься. С другой стороны, если Анна-Лизу признают виновной, то никто не будет возбуждать дело против тебя. Селия говорит, что обязательно объяснит всем, что ты пришел давать показания добровольно. И мне она велела особенно подчеркнуть, что ты не под арестом и что никаких обвинений против тебя нет.

– Пусть даже не пытается меня арестовывать. Под суд я не пойду. Никогда. И ни за что, и уж точно не по обвинению в убийстве отца. Я не обязан перед ними отчитываться. И я никогда больше не окажусь ни в клетке, ни в камере, ни вообще за закрытой дверью.