Ирина Богатырева - Кадын

Вдруг все стихло так же неожиданно, как и началось. Только скот еще ревел и метался по стану. Ропот толпы унялся, как унимается испуганный детский плач. Кадын открыла глаза, обвела всех нездешним взглядом и сказала ясно, громко, голосом царя и закона:

– Созывайте гонцов, готовьте сани. Мы уходим в кочевье. Ээ-торзы гонят нас к Золотой реке.

Пошли дни как в лихорадке. Весть о скором кочевье облетела станы, как лесной пожар. Люд гудел, роптал, но собираться не торопился, скот с дальних пастбищ не снимали. На полную луну назначен был сбор глав всех родов, и люди ждали, что скажут, как решат главы. Однако треснувшие, точно сосуды, дома не латали, жили как есть. Без решения будто зависли меж двух миров, ждали, но в зимнее кочевье мало кто верил. Однако земля тряслась опять и опять. Охотники вернулись из тайги, в горах стало опасно.

Алатай был в эти дни сам не свой. Никак не мог поверить, что то, о чем задумался только что, сбывается с такой точностью. Вот пришел знак кочевья, такой очевидный и неотвратимый, и Кадын велит сниматься. Сколько поколений еще могли бы прожить в этих горах, но духи решили иначе. Закрыть глаза на это уже нельзя. И все же, заглядывая в сердце, Алатай не мог сказать, хочет ли кочевья и что он сам ответит царю, когда тот спросит его как наследника рода. Он не мог себе представить долгой дороги, как бы ни манили его дали, как бы ни завораживали сказки о далеких землях, каким бы ветром ни веяло от рассказов Эвмея. Мысль о кочевье его пугала. Да и куда идти? Все земли обжиты, везде, где прошел Эвмей с желтым караваном, встречались люди. «Оставив земли тучные, встретим ли что лучше?» – так говорили и люди по станам, и страх звучал в этих словах. Алатай ловил себя на тех же мыслях, и сам злился на себя.

Все эти дни Кадын его не звала и не говорила с ним. Словно чуяла в нем эти мысли. Будто опять видела в нем отпрыска Зонталы и потому заранее знала, что скажет он на сборе. Алатая это и обижало, и злило, потому что сам он еще не мог понять себя и не мог знать своего ответа. Лишь один раз приняла она его – вместе с Эвмеем. Тот долго рассказывал о Посейдоне, грозном духе, живущем в море и двигающем землю. У них с Эвмеем была давняя вражда, но отчего – он не смог объяснить, да и про духа этого рассказал очень плохо. Кадын выслушала молча, но, видно было, думала о другом.

– Мне сердце говорит, что Посейдоном ты называешь ээ-торзы своего моря, – сказала потом. – Но я знаю твердо, что ты не можешь быть причиной нашей беды. Ээ-торзы не обладают злым умыслом и мстительностью. Они действуют из иных побуждений, нам неведомых. Они могут смести наши станы с лица горы, как человек водой смывает с лица усталость. Нет, гость. То, что у нас случилось, – предупреждение, которого нам надо слушаться. А ты здесь ни при чем.

Эвмей хотел было спорить, снова пустившись рассказывать о Посейдоне как злом и коварном существе, но Кадын улыбнулась и перебила его:

– Приходи на сбор глав. Я хочу, чтобы ты рассказал нам о землях на западе.

Накануне сбора Алатай встретил в стане Стиркса и почти не удивился ему.

– Зря коню ноги пылил, – сказал он. – Мне в этот раз быть у царя. Или отец прислал тебя?

– Сам приехал. Ты не живешь в наших станах и не знаешь воли рода. Как тебе говорить за нас?

– И что же говорят в станах?

– Хе, видишь, ты и не знаешь. Прижился с пустоголовыми, кому ветер весь ум выдул.

Алатай понял, что не сможет поговорить со Стирксом, досадливо махнул рукой и отъехал от него, недослушав. И на следующий день лишь коротко взглянул на него, когда увидел в дверях царского дома.

На сбор приехали все двенадцать глав двенадцати родов с младшими сыновьями. Одетые пышно, как на праздник, ступая неторопливо, важно, они прошли в дом и расселись вокруг очага. Преодолевая робость, Алатай старался держаться с тем же достоинством, когда садился с ними и приветствовал огонь. Впервые сидел он так, старший со старшими, чьи сыновья жались у стены, где и Алатай все эти годы сидел. Сейчас его место занял Стиркс. Каково ему это? – думал Алатай, но гнал от себя эти мысли.

Кадын пришла последней, все уже сидели, переговариваясь, пуская по кругу чашу с благовонной водой и смачивая в ней руки как перед трапезой. Она прошла на хозяйское место, приветствовала очаг и омыла руки в знак чистоты помыслов, а потом стала приветствовать глав, называя по именам и призванию. Алатай подобрался, цепко ловя ее слова и пытаясь каждого запомнить в лицо.

– Приветствую и тебя, Алатай, сын Зонталы из рода торговцев, – сказал она, и он не сразу понял, что речь о нем, замешкался с ответным поклоном. А Кадын уже шла дальше. – Тебя приветствую, Аной, сын Бара-Атоя из рода кузнецов. Тебя, Агатирск, сын Оскоропая из рода охотников. И тебя, Талай, сын Осварая из рода конников…

– Легкого ветра, царь. Легкого ветра, – отзывались вполголоса мужчины.

Закончив, Кадын в полной тишине обвела всех взглядом слегка прикрытых глаз и сказала:

– Не мне сейчас быть надо на этом месте, главы. Не мне, а сказителю, который историю нашего люда, историю великого кочевья нам бы напомнил. Как предки наши шли от моря до моря, от степи до скалистых гор. Как в сердцах своих несли они великий дух и великое беспокойство. Как для всех других народов были они всегда и бичом, и связью земель. Бело-Синий один знает, какую кому долю давать. И наша доля – в дороге, в дороге и вечном поиске Золотой реки. И вот я позвала вас, главы, потому что наша счастливая жизнь в этих горах кончилась. Братья дали знак к кочевью. Сколько раз, вспомните, после большой войны, когда многих мы не дозвались по именам, я призывала вас сняться и отправиться в путь. Но вы не слышали такого зова в сердцах, и люд наш был ослаблен войной, он не вынес бы похода. Я не торопила вас, я ждала. Но вот это лето стояло тучное, наш скот расплодился, наш народ ходит довольный. Не потому ли говорят сейчас братья: собирайтесь, палите дома – ваше время пришло? Все мы слышим голос Торзы, а не слушаться их опасно. Потому и позвала я вас. Вы вправе меня упрекнуть, что в столь важное время, когда готовить надо люд к кочевью, отрываю вас от станов, и все же надо нам сперва решить, куда направить коней. В какую сторону продолжить кочевье. Те, хватит. Много говорить – тяжело слушать. Вы теперь скажите, главы, что принесли вы в своих сердцах.

Но главы молчали. Все ниже и ниже опускались их головы. Все тяжелее становились их лица. И в себе Алатай ощущал эту общую тяжесть, как немое упрямство. Но Кадын словно не была удивлена этому. Помолчав, она сказала:

– Хорошо. Пусть тогда будет, как должно. Позовите сказителя! – крикнула она служанкам у дверей.

Вошел сказитель, Алатай узнал Ашкопая, которого видел на торгах осенью. Он приветствовал огонь, сел подле царя, ни на кого не глядя. Настроил арфу, прикрыл глаза, став вдруг строгим, и запел, нанизывая на звенящие струны слова, идущие из далеких времен: