Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Царевна

Петр понимал.

Но…

— Не по-христиански это…

— А это?

Фрол запустил руку за пазуху, и на стол высыпалась горсть зеленых камней. Не слишком большая, камней двадцать, не более, но учитывая цену на изумруды — стоили они поболее иного мешка с золотом. Блеснули острые грани.

— Это — задаток. Подумай, коли согласишься, у палатки белую ленту привяжи на веревку, да и просто белая тряпка сойдет. Мы узнаем.

— Шпионите?

— Разведываем.

— Ты мне подлость предлагаешь!

— Я тебе мечту твою предлагаю. На блюдечке.

— Откель знать мне, что не обманешь?

— Служил бы я обманщику? Уж поверь мне, все, что государь мне обещал, — все исполнено было.

— А коли обманут?

В таком ключе разговор длился еще долго. Петру и согласиться хотелось на предложение, и боязно было, и колебался он…

Фрол мягко убеждал, не показывая виду, хоть и тянуло его ахнуть несговорчивого гетмана с размаху по черепу. Но — нельзя. Дипломатия это называется, когда перед каждой гнидой прогибаешься, вместо того чтобы шашку вытащить — и от плеча ее до пояса…

Но ради Алексея Алексеевича…

Сговорились, уж когда светать начало. Фрол оставил изумруды и мешок в палатке и выскользнул в темноту, буркнув на прощание:

— Провожать не надобно…

Петр остался в раздерганных — иначе и не скажешь — чувствах. Фрол же прошел по лагерю, задержался в паре мест, потом, не привлекая внимания, нырнул в лес — и только его и видели.

Только горяча послушного коня, понукая его мчаться быстрее, он позволил себе перевести дух.

Удастся ли?

Во всяком случае, он свое дело сделал. И этим повернул колесо истории. Только об этом он не знал. Да и не надобно — результата хватит.

Второй акт пьесы разыгрался на следующий день, ближе к вечеру. Легко ли внедрить в войско своих казаков?

Да уж не так сложно! Пять тысяч! Пять тысяч предателей веры христианской и земли православной пришли с султаном! Даже побольше их было. И знать каждого в лицо?

Это просто нереально. Так что совершенно случайно у султана материализовалось подметное письмо. Наверное, ветром принесло. Да так удачно, со стрелой сразу…

Султан вышел из шатра, поглядел, но соизволил свиток со стрелы снять и распечатать. И даже прочесть.

Ну а там — донос. Так и так, Петруша Дорошенко, коего вы до сих пор милостиво не прибили, — предатель, причем двойной. И ждет только случая, дабы отравить колодцы и смыться. Не верите?

Так поищите у него яд! И изумруды, полученные от русского государя.

Два раза предлагать не пришлось. Султан и так казакам особо не доверял, а уж теперь…

Стоит ли говорить, что гетмана пригласили вежливо, а вот его палатку обыскивали весьма грубо? Обыскали, нашли — и бросили мешок перед султаном, который задал вполне закономерный вопрос:

— Что это?

Дорошенко побледнел, залопотал что-то… поздно. Если бы он пришел сам и сразу, если бы хоть чуть раньше…

История сослагательных наклонений не терпит.

Но пока он решал, как оправдаться, снаружи взвился истошный крик.

— НЕХРИСТИ ГЕТМАНА УБИВАЮТ!!!

И этот крик подхватили люди в разных концах лагеря, схватились за оружие казаки, взметнулись янычары, побелел от ярости султан…

Буря могла бы еще не разразиться, все бы объяснилось и утряслось, но кто-то — имени героя история так и не сохранила! — сделал первый выстрел.

Казаки и так с трудом терпели турок, те, в свою очередь, недолюбливали предателей, а крымчаки не любили ни тех, ни других. Пока между вожаками трех стай был мир — был и покой, хотя и относительный. А вот как только хворосту подбросили…

И выскочить бы сейчас из шатра Петру, и крикнуть бы, что никто его не трогал, но сделал султан жест рукой, который телохранители приняли за команду — и изготовились защищать своего господина, а гетман решил, что сие нападение на него, и схватился за оружие.

И тут же упал, обливаясь кровью, под мечами султанских телохранителей. А снаружи кипел бой — и теперь уже никто не смог бы остановить его, даже спустись с неба Богородица, и то головой покачала бы, потому как там, где людьми овладевает безумие — Богу не место.

И не место здесь было милосердию и жалости.

Казаки пробивались на волю, благо и стояли-то не в середине, а ближе к краю лагеря, но резня…

Яростная, бессмысленная, жестокая, опьяняющая кровью и превращающая людей в диких животных…

Со стен замка на это с громадным удовольствием смотрели защитники, стараясь по возможности не мешать. То там, то тут вспыхивали стычки, казаки дрались отчаянно — и нескольким отрядам, человек по сто — сто пятьдесят, удалось вырваться и ускользнуть, но их было так мало. Не то три, не то четыре отряда… из более чем пяти тысяч!

И то вряд ли удалось бы им, но откуда-то из леса вылетели всадники Володыевского, принялись рвать и резать татар, оказавшихся на острие их удара. Конечно, серьезного боя они не приняли, откатились, как только татары вскочили на коней, но в суматохе и ушла часть казаков.

Все окончательно успокоилось только к вечеру — и тогда же султан узнал, что ссора с гетманом стоила ему больше десяти тысяч войска. Причем казаки, не разбирая, косили и турок и крымчаков. За один несчастный день он потерял больше пятнадцати тысяч человек. К тому же не самых худших…

Казаки, его люди…

Переправа, жванецкий замок, теперь вот здесь — потери стремились к четверти войска, а он ведь даже еще боевых действий не начал! Да и татары постоянно жаловались, что на их разъезды охотятся, как на диких зверей. Скоро меньше чем по сотне-две и в туалет сходить нельзя будет.

Свистнет стрела — и кто-то валится с коня. И где искать негодяя?

Ляхи тут камень от камня знают, а им как? Каждый день человек по двадцать — да уносит, пан Володыевский даром времени не теряет. А раненые?

Поход явно становился слишком затратным. Но уходить, не взяв даже Каменца?

Войска все равно оставалось больше семидесяти тысяч, если он сейчас повернет… Бывали в Османской империи моменты, когда и султанов смещали.

Впрочем, на следующий день султан уже не был столь уверен, что желает оставаться под Каменцом. Пока стояла шумиха с казаками, кто-то успел отравить четыре колодца. Так что слегло еще несколько тысяч человек, пали лошади — и лекари не были уверены, что люди оправятся от отравления.

Соединения мышьяка — они даже в малой дозе весьма токсичны.

Одним словом — боевой дух упал ниже низкого, выгоды война не обещала, но не уходить же?

Зато были довольны защитники крепости. Ян получил голубя от Володыевского и довольно разгладил усы. Показал письмо Барбаре, которая засветилась счастьем — Ежи жив! И не только жив, но еще и успешно действует. Еще бы парочку таких хитростей — и пусть нехристи друг друга перережут.