Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Царевна

Им этот поход нужен, как воздух!

Здесь Собесский — победитель. Там, в Москве… глядишь, еще и голову сложит. Братик позаботится. А нет — так, может, у него амбиций поубавится, перестанет на корону заглядываться. Да, сплетни оказались хорошим ходом, но жену Ян не выгнал — и теперь сия дама распиналась перед королем.

Его величество взглянул на жену. Марфа чуть закатила глазки, намекая, что ей нужен воздух…

— Дорогая, тебе плохо?

— Да, дорогой. Такая вонь от этих духов… просто с ума сойти!

Мария Казимира тут же удостоилась гневного взгляда. И верно, Марфа во время беременности хоть токсикозом и не страдала, но притворялась, что не переносит сильной вони. Так что благородным панам пришлось начинать мыться, хотя бы иногда. И то сказать — Польша, она рядом с Русью, а после победы русских любили. Не везде, нет, но…

А на Руси-то моются, баня, опять же…

Марысенька же, по французской моде, облилась дорогими духами, прежде чем явиться пред королевские очи. Но если раньше это понравилось бы Михайле, то сейчас он отчетливо вдруг осознал, что этот запах прикрывает вонь немытого тела. И, сверкнув глазами на пани Собесскую, помог жене подойти к окну.

Никто и не заметил, как Марфа шепнула мужу на ушко пару слов. Ну, почти никто…

Лицо короля прояснилось. Подождав, пока жена придет в себя, он обернулся к пани.

— Пани Мария, я не могу послать вместо вашего мужа кого-то другого. Но понимая ваше отчаяние, я дозволяю вам ехать вместе с ним.

Марфа захлопала в ладоши.

— Ваше величество, как вы мудры. — И уже Марии: — Будете на Москве, не сочтите за труд передать письмецо моей сестрице, Сонюшке?

Ну и что оставалось при таком раскладе Марысе?

Еще бы пару минут — и она сказала бы, что беременна, придумала бы хоть что-то… но поздно. Король лично увел побледневшую жену. Аудиенция была закончена, а отвергать королевскую милость?

Самоубийцей пани отродясь не была.

Сдаваться она также не привыкла.

На столе в невзрачном бронзовом поставце горела свеча. Чадила, потрескивала, явно не из лучшего воска слеплена… мужчина нахмурился, глядя на это. А всего пару лет назад он был обласкан со всех сторон, его уважали, побаивались…

Всего пара лет — и как все изменилось.

Легкий стук в дверь прервал его размышления.

— Дозволь войти, отче?

Симеон кивнул, глядя на мужчину. Молодой, перспективный… К тому же, что важно, — принял монашество здесь, на Руси, умен, хорош собой — то есть возможны разные комбинации.

— Входи, Сильвестр.

Мужчина чуть поклонился, плотно закрыл за собой дверь.

— Зачем вызвал, отче?

С Симеоном Полоцким Сильвестр познакомился почти десять лет назад — и быстро стал его учеником и последователем. Хитрому иезуиту не составило труда обработать юношу — и Сильвестр смотрел на мир его глазами. Впрочем, последнее время общались они мало и редко. Сильвестр жил в Молченском монастыре, там принял монашество, но получил записочку от учителя — и примчался. Это хорошо.

— Попросить тебя хочу, брат.

Сильвестр приосанился. Как же, брат, не абы кто…

— Ежели то в моих силах…

— В твоих. — Симеон некоторое время ходил вокруг да около, прощупывая собеседника, но потом, видя, что мужчина по-прежнему верит ему, решился. — Хочу тебя попросить съездить в Дьяково.

— Так туда же…

— Верно. Поговорю я с одним человечком, пусть он тебя государю царевичу представит. А ты уж расстарайся, чтобы приняли тебя, а то и попросили детей учить. Надобно мне знать, что в Дьяково творится.

— Зачем, отче?

Симеон скорчил рожу больного за отечество.

— Там ведь Аввакум, брат. А этот волк… не станет он бараном, никак не станет. И я боюсь за детские души. За душу царевича, царевен… страшно мне. Меня туда не допускают, а вот ежели ты съездишь, ты наверняка разберешься.

Сильвестр задумчиво кивнул.

Симеон утроил дозу меда и елея — и наконец обработка дала свое. Сильвестр задумчиво согласился, что действительно — нехорошо, чтобы такой вот бунтовщик да раскольник… но ежели он раскаялся — то это хорошо.

Симеон кивал, поддакивал, мороча голову монаху, — и наконец решил, что задача выполнена.

Ему нужно знать. Потому что иначе он не сможет принять верного решения. Орден иезуитов силен, они могут сделать так, что Алексей Алексеевич не вернется из похода. Но он ли главная опасность?

Давно уже казалось Симеону, что кто-то стоит за царевичем, направляет его, подсказывает и подталкивает. Но кто?! Войди он в ближний круг царевича, он бы точно знал! Только кто ж его туда пустит?

А знать надо…

Развеять или подтвердить его подозрения мог только Сильвестр.

О попытке отравления Марфа вспоминала с ужасом.

Бог отвел, не иначе. Потом, потом она уже с благодарностью вспомнит о сестрице. И об Ибрагиме, который учил распознавать яды.

А тогда…

Они с мужем как раз расположились в ее спальне. Смеялись, шутили, муж гладил ее вполне уже выдающийся живот, наслаждаясь тем, как дитя бьет пяткой.

— Мальчик будет!

— Даже если сразу и не получится — я тебе потом еще детей рожу. Сам знаешь, нас у матери много было…

— Нет уж, дорогая. Не больше пяти детей. Не хочу, чтобы ты родами себя состарила раньше времени, да и опасно это.

— Все женщины рожают, а мы крепкие.

— Все равно я не хочу тобой рисковать. Я тебя люблю.

Муж коснулся поцелуем ее живота. Марфа ласково провела рукой по его встрепанным темным волосам.

— Я тебя тоже люблю. Как же нам повезло…

И то верно, обычно в династических браках супруги только терпят друг друга, украшая фамильные портреты развесистыми рогами. Но Марфа смогла понравиться супругу, заинтересовать его и постепенно приучить к себе. А там недалеко было и до любви, или хотя бы чего-то схожего.

Ну а для царевны, которая, наглядевшись на теток, была в ужасе от перспективы провести всю жизнь в тереме, — это замужество вообще было чудом.

Так что стерпелось, слюбилось, да и ребенок помог…

Михайло искренне гордился красавицей и умницей женой — и не желал никого другого.

Пришла служанка, принесла чашку кофе и стакан молока.

Да, не стоило бы во время беременности, но к этому напитку Марфа привыкла, живя в Дьяково. Она помнила, как они сидели по вечерам с девушками, как Лейла заваривала кофе, как Софья, хитро улыбаясь, разбавляла свою чашку молоком — и турчанка начинала шипеть и ругаться, как Соня качала головой — мол, привыкла, ничего не могу поделать, и разводила руками…

Марфа попробовала.

Черный кофе ей не понравился. А вот такой, с сахаром, разведенный молочком… не слишком полезно для ребенка, но хотелось безумно.

Женщина влила молоко в чашечку, поднесла ее к губам… и нахмурилась.