Салли Грин - Половинный код. Тот, кто спасет

Я ищу глазами Несбита – он все еще мой партнер, – чтобы он посторожил ее, пока я схожу и помоюсь. Но Несбита, как обычно, нет рядом, его никогда не сыщешь, особенно когда он нужен.

Мне еще ни разу не случалось брать кого-то в плен. Правда, в плен брали меня, и не один раз, но это не значит, что я теперь знаю, как с ней поступать. Остальные расходятся по своим делам, и я вижу, как на меня смотрит Анна-Лиза.

Маркус единственный, у кого после боя нет никаких дел. Он остается со мной. Смотрит на Блондин, и не по-доброму. Я встаю между ними, загораживая ее.

Он говорит:

– Лучше убей ее сейчас. Она заслужила смерть. Как все они.

Блондин начинает скулить. Я говорю:

– Нет, она моя пленница. – И хватаю ее за руку, так как у меня плохое предчувствие, что она может кинуться наутек. Я чувствую, как она дрожит. И говорю ей:

– Стой со мной рядом.

Блондин будет целее, если мы вернемся прямо в центр охотничьего лагеря. Я говорю ей:

– Сейчас мы пойдем к остальным. Держись ближе ко мне. И молчи.

Она прижимается ко мне так близко, что чуть не спотыкается о мои ноги на ходу, и все время плачет и тихонько постанывает.

Маркус тоже идет с нами, не спуская с нее глаз. Нам надо пройти всего сотню метров, а кажется, будто сотню миль. И на каждом шагу мне кажется, что он вот-вот кинется на нее и пырнет ее ножом.

Я иду туда, где собрались все. Похоже, что еще пара минут, и мы отправимся обратно, на базу. Я останавливаюсь. Блондин тоже. Ее рука касается моей. Маркус подходит к ней очень близко. Похоже, что, если я не отвлеку его как-нибудь, он ее зарежет.

Несбит с трудом натягивает на плечи рюкзак, полный награбленного барахла. Я говорю ему:

– Побудь с ней. Она наша пленница. – Потом показываю на Несбита Блондин и говорю: – Делай, что он скажет.

Затем я поворачиваюсь к Маркусу, но не успеваю я раскрыть рта, как он говорит:

– Охотники поймали моего отца, твоего деда, и замучили его до смерти. Моего отца. И его отца. И его. И его. А если бы они нас поймали, что бы они сделали?

– Это не значит, что и мы будем делать то же самое.

Я прохожу мимо него, надеясь, что он пойдет за мной. Его надо увести от нее подальше. Я поворачиваю голову и говорю ему через плечо:

– Не трогай ее. Пожалуйста. Больше я у тебя ничего не прошу.

И я продолжаю идти, а он спрашивает мне в спину:

– Почему? – Но, кажется, он тоже идет за мной. Я не сбавляю шаг. Точно, он здесь. Снова спрашивает: – Почему?

Лагерь Охотников расположился на пахотной земле, и я перемахиваю через изгородь и ухожу в соседнее поле. Дохожу до его дальнего края и останавливаюсь.

Он смотрит на меня.

– Мне нетрудно вернуться и убить ее.

– Знаю. – Я пожимаю плечами. – Но не думаю, что ты это сделаешь, теперь, когда ты ее не видишь.

– С глаз долой, из сердца вон?

– Что-то в этом роде.

Маркус садится на траву.

– А почему ты сам ее не убьешь?

– Я не хочу быть тем, кто убивает пленников.

– Когда я гляжу на нее, я вижу не пленницу. Я вижу Охотницу. Я вижу врага. – И добавляет: – Мы по-разному смотрим на вещи. Сегодня я впервые увидел твою другую сторону.

– Мою Белую сторону?

– Ту сторону, которой ты похож на свою мать. Не думай о ней как о Белой. Я никогда о ней так не думаю. Я думаю о ней, как о добром человеке, чего о многих Белых не скажешь. Да и вообще о людях.

Я смотрю на него и тоже вижу его иначе. Не как великого Черного Колдуна, а просто как человека. Человека, чьего отца замучили до смерти; чью мать, Сабу, затравили и убили Охотники. Человека, которому не дали жить с женщиной, которую он любил, и чьего сына посадили в клетку.

– Как ты думаешь, а ты мог бы стать добрым? Ну, при других обстоятельствах, конечно.

Он смеется и отвечает:

– Вся суть доброты в том, чтобы быть добрым, когда это трудно, а не когда легко. Твоя мать это могла.

Все вместе мы возвращаемся в базовый лагерь, таща на себе все, что можно. На Блондин надели капюшон, руки связали за спиной. Ее стережет Несбит. Я остаюсь с Маркусом. У лагеря Селия забирает Блондин, и я невольно задаюсь вопросом, готова ли уже для нее клетка. Хотя, по правде говоря, мне все равно, что с ней будет, я только рад, что Маркус ее не убил.

Мы все до жути голодные и сразу идем в столовку. Время уже обеденное, и там собралось много желающих перекусить. Получая свою порцию, я слышу жалобы. Рагу жидкое. Хлеба нет. Фруктов тоже нет. Того нет. Другого нет.

За мной пристраивается Несбит. Он говорит:

– А они что думали, тут летний лагерь, что ли?

Габриэль шутит:

– Если они узнают, что последний кусок хлеба взяла Блондин, без кровопролития точно не обойдется.

Несбит отвечает:

– Если это правда, то я убью ее своими руками.

Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что мы, разведчики и бойцы, по-прежнему единственная здесь смешанная группа. Остальные даже за столами сидят со своими: Белые с Белыми, Черные с Черными, а полукровки с полукровками. Слышу, как кучка Белых рядом с нами обсуждает пленницу: одни за то, чтобы пытать ее и потом казнить, другие за то, чтобы просто казнить.

– Эта девчонка уже проблема, – говорит Несбит. – И с каждым новым пленником проблем будет становиться все больше. Их ведь надо кормить, охранять. – Он приканчивает свое рагу и добавляет: – Проще уж убивать.

– Думаю, что Селия расспросит Блондин и отошлет ее обратно, – говорит Габриэль.

– Что? – вытаращиваемся на него мы с Несбитом.

– Это же логично. Как ты сам сказал, с пленниками большая морока. Если мы будем их отпускать, то наш альянс будет производить хорошее впечатление, и, когда все это закончится, люди об этом не забудут. Так что прощать важно.

– Сохранять здравый смысл тоже. Этой Блондин просто сунут новый пистолет в зубы и опять пошлют убивать нас, – говорю я.

Габриэль отвечает:

– Думаешь? А я не уверен, да и Селия лучше нас знает, как у Охотников работают мозги. Они убивают дезертиров. Они терпеть не могут всего, что хотя бы отдаленно смахивает на предательство, а попасть в плен для них почти то же самое, что сдаться: любой Охотник должен предпочесть отдать жизнь в бою за своих товарищей. Так что героиней ее не назовут, это точно. Могут даже казнить. Предполагаю, что, будь у Блондин выбор, она предпочла бы остаться пленницей у нас, чем у своих.

Его объяснения кажутся мне вполне логичными, но не думаю, что такими же они покажутся и Маркусу.

Той ночью мне впервые удается увидеть Анну-Лизу наедине. Она приходит ко мне под дерево, когда заканчивает свои дела, и мы проводим ночь вместе.

Но на этот раз я хочу поговорить. Мне надо рассказать ей о Киеране; я уже слишком долго ждал, и Анна-Лиза должна узнать о смерти брата. Но, как всегда, первые слова даются мне с трудом. Она спрашивает:

– А почему ты меня не поцеловал?