Гай Гэвриел Кей - Гобелены Фьонавара (сборник)

Правда, его спокойная жизнь была несколько нарушена, когда год назад у них поселился Брок из Банир Тала. Но, хотя этот гном явно принадлежал к высшему рангу среди своих, помехой он никому не стал, да и особой требовательностью тоже не отличался. Кроме того, Зерван сразу оценил его безоговорочную преданность Мэтту Сорену. Зерван всегда считал, что Мэтту, когда он стал Источником Лорена, пришлось слишком многим поступиться, так что было даже неплохо иметь под рукой Брока – по крайней мере для поддержки, – ибо тот полностью разделял это мнение Зервана.

Именно благодаря Броку Зерван в итоге понял, почему Мэтт время от времени впадает в такое мрачное уныние и надолго замолкает, хотя излишняя разговорчивость ему и без того свойственна не была. Теперь-то все встало на свои места: Мэтт Сорен, который прежде был королем Банир Лок, становился молчаливым и мрачным оттого, что ему приходилось сопротивляться вечному и непрекращающемуся зову Калор Диман, Хрустального озера. Все короли гномов, как объяснил Зервану Брок, непременно должны в полнолуние провести ночь на берегу этого волшебного озера, расположенного между горами-близнецами Банир Лок и Банир Тал. И если после увиденного этой ночью они оставались живы и сохраняли рассудок, то уже уверенно могли предъявлять права на знаменитый Алмазный Венец. Но уже никогда, сказал Брок, никогда в жизни они не могли избавиться от приходящего, точно приливы и отливы, зова Калор Диман. И как раз во время таких «приливов», как догадывался теперь Зерван, Мэтт часто не мог уснуть, особенно когда близилось полнолуние, и до рассвета мерил комнату тихими и осторожными шагами.

Но сегодня ночью заснуть не мог сам Зерван. Мэтт был во дворце вместе с Лореном. Брок тоже, как всегда, проявив удивительную тактичность, под каким-то предлогом убрался из дома, наверное, пошел в «Черного кабана». Он частенько уходил, чувствуя, когда надо оставить Лорена и Мэтта наедине. И сегодня Зерван, оставшись в доме совсем один, никак не мог уснуть, потому что – теперь уже дважды – слышал за окном какие-то странные звуки.

На третий раз Зерван все-таки встал с постели, оделся и пошел проверять. Проходя через гостиную, он подбросил еще несколько поленьев в оба камина, а потом, прихватив на всякий случай палку потяжелее, открыл дверь и вышел на улицу.

Ночь была очень холодная. Дыхание, не успев вылететь изо рта туманным облачком, тут же замерзало и оседало инеем, и даже в перчатках Зерван почувствовал, что пальцы рук мгновенно окоченели. И ни души. Только ветер «приветствовал» его да этот ужасный снег, выпавший среди лета. Он обошел дом и завернул за угол, чтобы осмотреть заднюю стену дома, куда выходили окна спален и откуда, как ему показалось, и доносились те странные шорохи.

Кошка какая-нибудь, думал он, пробираясь по снегу в узком проходе между стеной своего дома и соседского. Наверное, кошка. Но на снегу не было заметно никаких следов. Никого не обнаружив и несколько приободрившись, Зерван осмотрел заднюю стену и снова завернул за угол.

Он не успел увидеть, кто это был. И не успел – хотя от ужаса и недоумения у него мозги трещали – осознать невозможное и понять, почему на снегу не осталось никаких следов.

И не успел даже крикнуть, даже оставить хоть какой-нибудь предупредительный знак.

Длинный, немыслимо длинный палец коснулся его – и он умер.

После сбивавшего с ног ветра и обледенелых скользких улиц тепло «Черного кабана» поразило Кевина. Ему показалось, что он попал прямо в ад, так здесь было жарко и шумно. Таверна была битком набита кричащими и потеющими людьми. Огонь пылал по крайней мере в четырех огромных каминах, и на стенах горело множество факелов.

Здесь все было почти так, как ему и помнилось: густой жирный факельный дым, запах жареного мяса и бесконечный, порой почти невыносимо громкий гул голосов. Пока они втроем пробирались от двери, Кевин с удивлением понял, что теперь в «Кабане», пожалуй, еще больше посетителей, чем прежде, а большая часть завсегдатаев собралась тесным кружком в центре таверны. Столы были сдвинуты к стене, и на них взгромоздили другие, перевернутые вверх ногами, а скамьи попросту вынесли, чтобы освободить место посредине зала.

Дэйв прорубался сквозь толпу, как таран, и, следуя за ним, Кевин и Пол протолкались наконец, получая удары локтями и разливая чье-то пиво, туда, где уже можно было понять, что здесь происходит. В центре толпы находился какой-то дородный рыжеволосый мужчина громадного роста, а на плечах у него сидел второй, казавшийся совсем маленьким.

А напротив с восторженным ревом, как ни странно, перекрывавшим даже дикий шум в зале, пошатываясь, расхаживал не кто иной, как Тигид из Родена, на плечах которого, весело смеясь, восседал сам принц Бреннина Диармайд.

Кевин тоже засмеялся, заметив, как в толпе зрителей поспешно заключают пари, поглядывая на обе кружащие друг перед другом пары. «Даже во время войны он забавляется!» – подумал Кевин, глядя на принца. Кое-кто из посетителей даже влез на столы, чтобы лучше видеть; кое-кто поднялся на второй этаж и любовался поединком, перегнувшись через перила. Потом Кевин заметил Карде и Эррона – они стояли на стойке бара, заключая пари направо и налево. А неподалеку от них он через некоторое время увидел Брока, того самого гнома, что принес королю Бреннина весть о предательстве в стране Эриду. Брок был старше Мэтта, и в бороде у него было больше седины, и он умел громко и заразительно смеяться, а Мэтт Сорен даже и улыбался-то крайне редко. Глаза всех присутствующих были прикованы к участникам необычайного поединка; на троих вошедших никто даже и внимания не обратил.

– О, жалобно стенайте, вы, захватившие Северную твердыню! – проревел Тигид.

И Кевин, догадавшись, крикнул Дэйву и Полу:

– Вторая пара – это люди Айлерона!

Но тут поднялся совершенно невообразимый шум, ибо Тигид, пошатываясь, устремился навстречу врагу.

Но рыжеволосый великан чуть отступил в сторону, и Диармайд, задыхаясь от смеха, едва удержался на плечах Тигида, пролетевшего мимо цели, когда второй наездник попытался сбросить принца на пол. А Тигид завершил свою пробежку тем, что врезался в стол в дальнем конце зала, устроив там настоящую свалку, и уже сам чуть не уронил своего наездника.

Наконец он восстановил равновесие и медленно повернулся, шумно и тяжело дыша. Диармайд, наклонившись к уху своего неустойчивого «скакуна», принялся что-то настойчиво ему нашептывать. На этот раз они двинулись на противника с большей осторожностью, и Тигид старался пошире расставлять ноги, дабы не терять устойчивости на неровных, грубо обтесанных досках пола.

– Эй ты, пьяный кашалот! – поддразнил его второй наездник.