Глен Кук - Властелин Безмолвного Королевства

Брат Свечка молча согласился. От епископа Клейто они потом избавятся – он ведь столько лет уже порицает Безупречного.

Но Брис Лекро был другом. Они же вместе пережили кальзирский священный поход.

– Я не стану его убивать, – пообещал Данн. – Разве что он так и не вспомнит о собственной совести.

– Хотите переманить его обратно на нашу сторону? – Этим вопросом монах как бы признавал правдивость обвинения.

– Есть кое-какие соображения. Можно подрезать крылышки Ринпоче и чуть спутать планы Безупречного, заслав нашего человека в местное отделение Конгрегации.

Конгрегацию по искоренению богохульства и ереси уже стали называть просто Конгрегацией, в Коннеке она не обладала серьезным влиянием: слишком уж много тут было сочувствующих Вискесменту, притом таких, которые без зазрения совести кололи черепушки сочувствующим Броту.

Брат Свечка по-прежнему молчал.

– Хорошо, брат, как пожелаете. Но вы же должны понимать, что́ предательство Лекро означает и для вас, мейсалян.

Да, и это тоже.

– Признаю, ваши выводы логичны, – сказал наконец монах, – но я так и не смог разобраться, как именно творилось злодейство. Как он подкладывал яд герцогу?

Данн открыл было рот, однако потом передумал. У него были свои подозрения, но он не захотел ими делиться.

– Да благословит вас Бог, брат. Удачной дороги. – С этими словами рыцарь вышел.

Весна подкралась совсем близко. Граф Реймон и его спутники медленно подъезжали к Антье, а со стен на них пялился пустыми глазницами десяток отсеченных голов. Братец Бернардин потрудился на славу.

Разумеется, их встречали, но первые показавшиеся в воротах горожане, вопреки ожиданиям Гарита, вовсе не радовались приезду своего повелителя. В толпу затесались люди весьма сурового вида – явно подручные Конгрегации.

Повсюду брат Свечка видел отчаяние. Надежда еще не умерла в Антье, но над ней уже низко кружили зловещие во́роны, отбрасывая мрачные тени. За время долгого отсутствия графа Реймона невзгоды и несчастья успели прижиться в городе.

На совести у Бриса Лекро оказалось пятно гораздо более темное, чем представлялось совершенному.

В центре города, у самого графского замка, их приветствовали уже намного радостнее. Здесь почти не встречались скользкие типы из Конгрегации. Люди принялись скандировать – они требовали крови бротских чалдарян. Какие-то юнцы подожгли соломенные чучела, которые, судя по надписям, изображали Безупречного V, Морканта Фарфога, Мате Ришено и Хельтона Джела.

– А кто такой Хельтон Джел? – поинтересовался Брок Рольт.

Джел был главой местного отделения Конгрегации. В Антье он прибыл совсем недавно – на смену пропавшему без вести Икату Демоту, который и сам не так давно сменил неудачливого предшественника.

– Не нравится мне это все, – сказал брат Свечка Рольту. – Грядут большие неприятности.

– И вы это только что внезапно осознали, брат? – презрительно фыркнула Сочия. – Прямо как гром среди ясного неба, правда?

– Я стараюсь не терять надежды, дитя, и молюсь, чтобы катастрофу можно было предотвратить. Если того пожелают добронравные люди.

– Назовите хотя бы двоих добронравных. Не считая вас.

Сочия, возможно, и сама не подозревала, насколько она права.

Все вокруг обезумели.

Вели себя так, словно пришел конец света.

Неужели наступала одна из тех эпох, когда человечеству вздумалось ради очищения учинить грандиозную бойню?

Рядом с пылающими соломенными чучелами своего двоюродного брата ждал с идиотской улыбкой на лице Бернардин Амбершель. Он явно гордился своими достижениями и ожидал похвалы.

Вскоре семейство Рольтов покинуло Антье, но ненадолго: на середину лета была назначена свадьба графа Реймона и Сочии Рольт.

Брат Свечка уехал из города вместе с Рольтами, но сразу же расстался с ними. Несколько недель бродил он по деревням, узнавая, какие там царят настроения. Удивительно, но непотребства Бернардина Амбершеля и вправду принесли больше пользы, чем вреда. Хотя те, чьи головы украшали теперь ворота Антье, вряд ли бы с этим согласились.

Конгрегация больше не преследовала всех направо и налево в стенах города. А до того, что творится за его пределами, Бернардину было мало дела. Мейсалян, например, притесняли, и притом жестоко. Как и опасался брат Свечка, сосед обратился против соседа, рассорились семьи, дружившие вот уже много поколений. Плотник Жиан из Сен-Жюлез-анде-Нье пожаловался монаху:

– Слишком уж все боятся этих черных ворон. Они будто демоны.

Самому убедиться в этом брату Свечке, к счастью, не пришлось: каждый раз деревенские спасали его от встречи с членами Конгрегации. Их не любили и боялись даже пробротские епископальные чалдаряне.

Граф Реймон действительно возмужал: перед тем как действовать, он оценил ситуацию, посоветовался со своими рыцарями и приближенными и, разузнав, кто что думает, послал за недавно присланным из Брота архиепископом Антье.

Антье успел превратиться из епископства в архиепископство, и первым архиепископом стал Пирсико Партини, сменивший Мате Ришено, который из-за подхваченной в борделе болезни сделался ни на что не способным безумцем.

Брат Свечка подоспел как раз вовремя и застал первую встречу графа Реймона и нового главы местной церкви. Титул Партини, строго говоря, был более знатным, чем титул Реймона, но, по словам самого графа, подобное превосходство следовало подкреплять воинами, коих у Партини не было в достаточном количестве.

Архиепископ прибыл на аудиенцию, пылая праведным гневом, и тут же принялся обличать всех подряд. Граф Реймон молчал, и постепенно Партини замолк, почувствовав неладное. Бернардин Амбершель сверлил его безумным голодным взглядом.

– Кто этот лающий пес? – спросил Реймон, глядя будто бы сквозь архиепископа. – Зачем явился он докучать мне?

Хотя титул Партини уже объявили перед его появлением, главный Реймонов герольд повторил:

– Это Пирсико Партини, который называет себя архиепископом Антье.

– Шавка узурпатора?

– Да, ваша светлость.

– Послушай, самозванец, ты нарушаешь и церковные, и мирские законы, обрядившись в одежды священника. Но у тебя появился ангел-хранитель – один совершенный мейсалянин убедил меня закрыть глаза на твои прегрешения. Пока. И я проявлю милосердие. До захода солнца послезавтрашнего дня ты должен убраться из Антье. Вместе со своими разбойниками. Те же из вас, кто останется в Коннеке, подвергнутся наказанию, положенному за воровство и грабеж.

Архиепископ не сумел вымолвить ни слова от гнева. А еще от страха. Было совершенно очевидно, что граф Реймон совсем не шутит. Об этом говорил его грозный вид.

Хотя преступников в Антье приговаривали к принудительным работам в городе, а не продавали в Шивеналь – грести на галерах или в иноземные шахты.