Ками Гарсия - Неопознанная

Меня словно током ударило, я с трудом перевела дыхание.

Та каморка .

Я никогда и никому не рассказывала о крошечном пространстве в маминой комнате или о ночи, которую провела в нем. Даже Элль. Друзья знали о моем неодолимом страхе перед темнотой, но не догадывались, откуда он взялся.

Габриэль что-то говорил, но меня уже захлестнули воспоминания.

– В доме кто-то есть, – прошептала мама и отодвинула от стены доску, за которой оказалась тесная каморка в глубине стенного шкафа. – Сиди здесь, пока я не вернусь. И чтобы ни звука!

Это означало: «Не издавай ни звука, или плохие парни тебя услышат». Я сжалась внутри, а она поставила доску на место, утопила меня в темноте. Это была не та темнота, в которой видны слабые силуэты. Чернота поглотила все. Я закрыла глаза и пыталась представить, что все еще лежу в постели.

А потом услышала звуки: скрип ступеней лестницы, шум мебели, которую передвигали по полу, приглушенные голоса. Мне так хотелось, чтобы папа никуда не уходил, чтобы он был здесь. Он бы напугал тех, кто явился в наш дом. Я прижала ладони к доске, молясь о возвращении мамы. А потом дерево чуть подалось под моими руками, и слабый свет заполнил каморку.

Черные точки плясали перед глазами, пока я привыкала к свету. Сквозь щель я видела пол шкафа – мамины красные туфли на высоком каблуке и ее пушистые домашние тапочки. А потом ко мне протянулись мамины руки.

И было что-то еще…

Я постаралась удержать это воспоминание, хотя всю жизнь потратила на то, чтобы его стереть. Обычно для меня все заканчивалось в тот миг, когда мама вытаскивала меня из шкафа. Но было что-то еще… что я старалась забыть…

Когда она меня вытаскивала, я оглянулась на страшную каморку. И передо мной мелькнула картинка, нарисованная на стене, черная, как сама тьма.

Не смотри.

Но я уже взглянула, только никогда не вспоминала этого прежде.

Средневековый крест с ястребом в центре и латинская надпись в нижней части – буквы, которые я видела на руке Габриэля, прежде чем осознала, что он стоял слишком далеко, чтобы я действительно могла их рассмотреть. Остальная часть татуировки, которую я уже видела , должно быть, прорвалась сквозь барьер в моем мозгу, барьер, который я выстроила вокруг той ночи.

А это значит, он говорит правду о моей маме.

Это осознание было куда хуже понимания, что я не пятый член Легиона. Вся жизнь моей мамы оказалась ложью.

– Мне очень жаль, – произнес Габриэль. – Не нам бы все это тебе рассказывать. Это должна была сделать твоя мать.

Элль проскочила мимо нас и метнулась к Димитрию:

– Даже если твой приятель и натирал полы в доме мамы Кеннеди или совался в ее холодильник, это не значит, что она иллюминат.

– Может, они были друзьями и мама Кеннеди даже не подозревала, что Габриэль состоит в ордене, – поддержал ее Джаред. – Ничего ты нам не доказал.

Он не верил Габриэлю. Но он не знал о тесной каморке или о символе.

Он не знал, что эти двое говорят правду.

– Может, ты шпионил, как тот тип, Арчер, – предположил Лукас. – А теперь делаешь вид, что был ее другом.

Мама лгала мне и предала папу. Она была членом ордена иллюминатов .

Джаред быстро подошел ко мне и схватил за руку.

– Она не ваша, – заявил он Димитрию. – Она одна из нас.

Я посмотрела на лица друзей. Лукас и Элль таращились на Димитрия так, словно горели желанием его убить, но Прист и Алара уставились в пол.

Они уже понимают, что я не одна из них .

Джаред крепче сжал мою руку:

– Вы ошибаетесь!

У меня подогнулись колени. Я почувствовала, что падаю, на меня навалилась тьма.

Джаред подхватил меня и осторожно опустил на пол:

– Эй, что с тобой? Ты в порядке?

– Конечно она не в порядке! – сердито бросила Элль. – Посмотри на ее лицо! Она же белая, как призрак!

Я глянула вверх. Габриэль пристально смотрел на меня.

– Ты ведь знаешь, что я прав? – спросил он.

– Кеннеди? – Джаред пытался поймать мой взгляд.

– Моя мама была одной из них.

– Пойду-ка проверю, как наш гость, – сказал Габриэль и направился к контейнерам.

Димитрий кивнул:

– Никогда нельзя недооценивать…

– …зверя, желающего освободиться из клетки, – закончил за него Габриэль. – Я знаю.

Джаред, не обращая на них внимания, поднял меня на ноги:

– Что происходит?

– Татуировка Габриэля, – с трудом выдавила я. – Крест.

Элль обняла меня:

– Что – крест?

– Я видела такой же на стене в мамином шкафу.

Прист и Алара держались поодаль, но прислушивались.

– Это не значит… – начал Джаред.

– Только не надо говорить, что это ничего не значит! – Я покачала головой. – Думаешь, у моей мамы случайно возник крест с ястребом и латинской надписью на стене в потайной каморке за шкафом? – Слезы жгли мне глаза, но я их сдерживала. – Это означает, что они правы.

– Димитрий! – донесся из-за контейнеров голос Габриэля. – Нужна твоя помощь!

– Мы обсудим это позже. – Джаред внимательно смотрел на Димитрия.

Тот побежал между рядами контейнеров, а мы, не говоря ни слова, последовали за ним. В конце прохода я увидела докера, которым завладел Андрас. Рабочего привязали цепями в углу клетки, он насквозь промок от святой воды.

Димитрий надел солнцезащитные очки и протянул руку, останавливая нас:

– Не смотрите демону в глаза, что бы ни случилось. Он именно так перебирается из тела в тело. Ему нужно подобраться достаточно близко, чтобы совершить переход, и если вы проморгаете этот момент, я не дам вам ни одного шанса.

Демон бился в цепях, и Габриэль хлестнул его по спине костяным хлыстом. Из звеньев хлыста – десятков зубов, позвонков и мелких косточек – торчали шипы. Когда кости касались Андраса, колючки глубоко впивались в его кожу, пульсируя и изгибаясь.

Демон взревел от боли.

Я содрогнулась, по моей коже побежали мурашки.

– Эта штука живая? – Прист завороженно следил за хлыстом.

Габриэль отдернул хлыст, и Андрас упал на колени.

– У нас нет времени на твои вопросы.

Докер пытался поднять голову:

– Помогите…

Хриплый голос и русский акцент совсем не походили на прежнюю речь демона.

Я схватила Габриэля за руку:

– Он хочет что-то сказать!

– Я и гроша ломаного не дам за его слова, пока он не повторит их в аду. – Габриэль оттолкнул меня.

Голова мужчины повисла, как у пьяного.

– За грехи, совершенные мной, я прошу прощения… – пробормотал он с тем же русским акцентом.

– Почему у него изменился голос? – спросила Элль, держась поодаль.

– Думаю, парень, которым завладел Андрас, пытается прорваться наружу, – предположил Лукас.

Димитрий махнул рукой:

– Отойдите подальше!