Ирина Котова - Королевская кровь. Сорванный венец

Она рассказывает о том, как придя в первый класс королевской гимназии, где наравне с детьми простых горожан учились дети аристократов, она увидела заплаканную светленькую девочку и с удивлением узнала, что эта плакса – третья принцесса Марина Рудлог. О том, как ей стало жалко всхлипывающую малявку, она подсела к ней и поделилась шоколадкой. О том, как ее с родителями, до того бывавшими во дворце только на общих приемах, пригласили в личные королевские покои, где была Марина, хорошенькая, как куколка, в нарядном кружевном платье, и сама королева.

– Ее величество приняла нас очень ласково. Маринка рассказала ей, что подружилась с девочкой, которая ее успокоила и поддержала, и Ирина-Иоанна решила поближе познакомиться с семьей такой «великодушной леди».

Последние слова Екатерина произносит с иронией. Она и не думала дружить с плаксой, да и как можно назвать человека другом после дня знакомства? Однако Марина, воспитанная в ограничениях дворца, не имела опыта дружбы и поэтому стремилась к любому человеку, который был к ней добр. Вот так, благодаря половинке не самой дорогой шоколадки семья Екатерины стала вхожа в ближайший круг принцессы. Благодаря Марине судьбы и самой Екатерины, и ее сестер сложились наилучшим образом – сама Екатерина, хоть и не была аристократкой, сделала отличную партию, выйдя замуж за герцога, сестры ее тоже не остались без выгоды.

– Марина всегда очень переживала из-за всего, у нее такой несколько невротический тип характера был, – с печалью делится герцогиня. – Плохая оценка, замечание, парень не так посмотрел – она в слезы. А я постоянно была «жилеткой». Не плакала она только со своими животными. Как-то Огонек, конь у нее такой был, случайно брыкнулся и заехал копытом ей в бедро. Вскользь, но синячище был на полноги, черный. А она даже не всплакнула, представляешь? Зато как ругалась королева, как грозилась не пускать больше к лошадям. У ее величества к Маринке всегда было особое отношение, мне даже казалось, что она ее любимица. Во всяком случае за нее она тряслась больше всего. И вот тогда, когда мать пообещала отобрать Огонька, я в первый раз увидела у Марины приступ фамильного гнева, испугалась страшно.

Екатерина вдевает в уши тяжелые серебряные серьги, наверное, тоже непростые, бабушкины. Серьги завораживают, качаются, касаясь изящной шеи, а Люк вспоминает старое поверье, будто темные не выносят серебра, и в очередной раз убеждается, что верить народной молве глупо.

– Выпускались тоже вместе, напились тогда, как поросята, – улыбается герцогиня, надевая полумаску, – и нас личный водитель вез до дворца, а там уж нас до Маринкиной комнаты тайно провели, чтоб королеву не встретить. Ей потом все рассказали, конечно, и она сама наутро в комнату пришла и лекцию прочитала, как правильно пить. А нам та-а-ак плохо было, это что-то. Правда, моим родителям королева сказала, что все было в порядке, мы вели себя прилично и пришли вовремя. Удивительная женщина… Никогда не понимала, что она сделает в следующий момент, как отреагирует. Жаль, что потом все так получилось.

Леди Симонова вздыхает, подходит к голому Люку и сладко целует его в губы, да так, что ему снова требуется душ, и желательно холодный.

– Спасибо, что дал мне возможность снова почувствовать себя живой, милый.

– Кэти, подожди, – останавливает ее Люк, видя, что герцогиня уже подходит к двери. – Когда ты видела Марину?

Она пожимает плечами.

– Мне иногда кажется, что это бред какой-то, что я обозналась. А с другой стороны, я практически уверена, что это была она. Это произошло в день свадьбы с Симоновым.

Фамилию мужа она произносит, немного кривясь, будто на язык попало что-то горькое.

– Уже шел послесвадебный фуршет, шампанское, официанты, весь свет был там. Проходило это все в нашем доме, потому что после мы собирались сразу ехать в Симоново, чтобы, – она усмехается, – зачать наследника под сенью родового поместья. Я была трезвая как стеклышко – это чтобы наследник здоровый получился, и голова болела от голода, потому что платье такое, что не вздохнуть. Злая была, хотелось сбежать от этих рыл, снять корсет, поесть, наконец, нормально и выпить обезболивающее. Тут ко мне подошла горничная и сказала, что меня какая-то девушка видеть хочет и очень настаивает. Утверждает, что одноклассница, что учились вместе, и хочет поздравить.

Я не поняла ничего, выглянула в холл и попросила показать эту девушку. Она у дверей стояла, грустная такая. Выглядела как неформалка – волосы красные, макияж какой-то ужасный. Я сначала сказала, что не знаю ее и не пойду никуда, а потом снова посмотрела… а она на меня. – Екатерина передергивает плечами. – И тут я как будто Маринку увидела. Словно там два человека один на другой наложены были. Дернулась было к ней, но не успела – охрана подбежала и выпроводила ее как неприглашенную. Вот и все. Не знаю, может, это от голода у меня в голове помутилось или от переутомления.

«А может, – думает Люк, – это твои способности позволили разглядеть то, чего другие не замечают».

Эта потрясающе красивая и очень одинокая женщина бросает на любовника последний взгляд, подмигивает ему и выходит за дверь.

Поздним вечером, после бесплодных посещений очередных адресатов из списка, когда он сидел и курил на любимой скамейке у ворот, Люк вдруг вспомнил кое-что важное.

– Борис, а где отчет о девочках?

Охранник обескураженно посмотрел на него и наморщил лоб, пытаясь вспомнить.

– О каких девочках, господин Кембритч?

– О тех, у которых машина сломалась, они еще ночевали у нас. Я тебе задание давал – разузнать, кто они и откуда. Что, не сделал? – Люк очень удивился.

Борис глянул на него так, будто хотел покрутить у виска пальцем.

– Так я ж вам через неделю отчет принес, лично в руки отдал. Вы мне еще премию обещали за скорость.

Люк нахмурился. Да уж. Заработался ты, милый друг. Точно ведь – приносил, папочка еще желтенькая такая была. И куда он ее засунул?

И Кембритч, погруженный в свои мысли, медленно пошел к дому.

Охранники проводили его взглядами, переглянулись.

– Опять наш чудит что-то, – сказал второй охранник, сочувственно похлопывая Бориса по плечу.

– Ну главное, разрешилось, – жизнерадостно ответил «проштрафившийся», с облегчением понимая, что все сделал правильно. – А чудит – так аристократия, они все немного тогось.

Люк все-таки нашел ту проклятую папочку. Она все это время издевательски лежала прямо перед его носом, и он, погруженный в расследование, использовал обложку для черчения каких-то схем и в качестве подставки для кофе или чая. Выглядело это все в результате сильно непрезентабельно – с кругами от чашек, помятое. Но главное было внутри. И Люк, испытывая странный трепет, открыл ее и начал читать.