Юрий Никитин - Мрак

– Бегут! – бросил кто-то со злым ликованием.

– Запомнят…

Кречет быстро огляделся. Его людей осталось на ногах две трети. На полу корчилось втрое больше.

– Вперед, – велел он хрипло. – На их плечах!

Сверху из бойниц их могли бы постепенно перебить стрелами, за столами всю жизнь не просидишь, и воины, мгновенно все поняв, бросились за убегающими. Добро, успел подумать Кречет, что отобрал только матерых, старых. Им и воевода ни к чему, сами все знают.

Он был настоящий воевода, и эта мысль успокоила душу. Можно не беречь себя до конца, буде сложит голову раньше, и без него дров не наломают.

– Вперед, вперед, – торопил он больше по привычке, ибо догнали врага, рубили в спины, прыгали через трупы и снова били как свиней – быстро и умело.

Как грохочущее стадо туров, пронеслись через палаты, рубя, ломая, круша, разбрызгивая кровь и расшвыривая трупы врагов. На выходе из детинца их встретил лес копий. За ними блистали бронзой рослые воины, угрюмые и широкие. Это была отборная дружина Додона, которая сопровождала его всюду.

– Мясо для наших мечей! – вскрикнул Кречет.

Налетели, заблистали мечи. Палату наполнил стук топоров, удары по щитам, крики раненых. Натиск был страшным, и они смяли заслон, с грохотом пронеслись вниз по лестнице.

На дворе было ослепительное солнце. Свежий воздух ворвался в раскаленную грудь каждого, дыхание стало не таким хриплым. Витязей Кречета оставалось больше половины, но здесь со стен и башенок в них полетели стрелы, в них метали дротики и бросали камни.

– К воротам, – велел Кречет. – Пробьемся!

Загораживая выход, к воротам сбегались царские ратники. Эти были все в ладных доспехах, в руках блистали топоры. Их было раза в четыре больше остатка дружины Кречета. И с каждым мгновением становилось еще больше.

– Последний бой, братья! – выкрикнул кто-то. – Не посрамим своей чести!

– Пусть зрят, как умирают настоящие!

Их встретили лесом копий, а щитов у людей Кречета уже не оставалось. Пятеро сразу прыгнули на копья, ухватились широко раскинутыми руками за острия, пригнули к земле, в их тела вонзилось сразу пять-шесть острых жал. Только один вскрикнул, остальные гибли молча, но оборону сломали, и оставшиеся бросились на защитников ворот, как озверевшая стая волков на стадо коров.

Воздух наполнился криками, лязгом, хрипами. Над головами взлетали обрубленные руки, обломки мечей и срубленные наконечники копий.

Это было чудо, но они прорвались. Кречет не верил глазам. Он сам не думал, что удастся пробиться через такую силу. Их осталось всего трое, но прорвались. А у коновязи стоят их кони!

– К ним! – велел он сипло. Вытер кровь со лба, чтобы не заливала глаза. – Ходу!.. Вы успеете по горной дороге.

Сзади нарастал крик. По залитым кровью ступенькам сбегали новые люди, потрясая оружием. Им не было числа, и Кречет повернулся к ним. Крикнул своим, не поворачивая головы:

– Быстрее, улитки! Пусть дома все узнают.

– Прощай, Кречет! – крикнул кто-то.

– Свидимся, – ответил он.

– Сегодня же!

Его не звали, поняли и уважили желание умереть здесь, на воротах. Защищая их отступление. Он был их воевода, значит, воинский отец.

Он услышал конский топот. Трое всадников на полном галопе выметнулись в ворота. Он прислушался, печальная гордость тронула сердце. Никто не свернул к спасительной дороге среди гор! Они тоже предпочли умереть, но воинский долг выполнить до конца.

Пир еще был в разгаре, когда внезапно вдали послышались крики, звон металла. Потом крики и шум схватки приблизились, за столами насторожились. Мрак поймал пытливые взгляды куявов, их руки бесцельно шарили по пустым поясам.

Гонта стал приподниматься, но Мрак остановил его жестом. Любоцвет побледнел, переводил взор с одного на другого. Гакон задержал кусок мяса перед губами, лицо было настороженное. А Ховрах, вечно жизнерадостный Ховрах, сказал легкомысленно:

– Да чо там!.. Усе ж ясно.

Глухой звон приблизился. Никто не жевал, все повернули головы, ждали. Вдруг из одной двери показались спины воинов, что вздрагивали и пятились, пока не ввалились в палату. Через их трупы тяжело шагнул залитый кровью воин, Мрак не знал его имени, половина лица была снесена ударом топора, правая рука срублена по локоть. Левой он с усилием вскинул залитый кровью топор, вскрикнул страшным голосом:

– Измена!..

Три копья ударили в спину, он опустил голову. Колени подогнулись. Он не успел опуститься на пол, как Гонта со звериным рыком вскочил на стол. Глаза стали безумными, в руке был кривой меч.

– Проклятие богов на все ваше семя!

Он перепрыгнул на соседний стол, меч заблистал со страшной скоростью, окружив его сверкающей стеной. Во все стороны брызгала кровь, отлетали отсеченные руки, головы, а Гонта вертелся как бес, рубил точно и быстро, стремясь поразить как можно больше народу.

Мрак в момент, когда появился израненный гонец, ощутил непривычную легкость. С души свалился тяжкий камень, а в тело хлынула прежняя мощь человека из Леса. Он снова Мрак! Которому все близко, понятно и осязаемо. А сейчас все яснее ясного.

Он взревел, чувствуя, какая у него мощная грудь, вскочил и опрокинул стол на сидящих по ту сторону. Рядом вскочил на ноги ничего не понимающий Любоцвет. Губы затряслись, он смотрел беспомощно то на Мрака, то на царских воинов. Те выставили копья, бросились на Мрака. Мрак швырнул в них стол, прыгнул сверху, с наслаждением слыша хруст костей, нагнулся и подхватил тяжелую дубовую лавку.

– Уходи, – бросил он Любоцвету. – Это не твой бой.

– Но как они могли! – воскликнул Любоцвет отчаянно. – Я слышал, но не верил…

Рядом заорал всполошенно Ховрах, перебив юного витязя:

– Зашибешь!

Он поспешно сунул в рот куриную ногу, затем лишь схватился за боевой топор. Мрак завертел над головой лавку, держа ее за край, с хряском обрушивал на пирующих, что вскакивали в панике, сбивались в толпы как овцы. Кто из них знал и готовился их убить, а кто только знал – незнающих не было, – разбираться было некогда. Тяжелая лавка обрушивалась, разбивала головы, ломала спины, крушила и повергала сразу по пять-шесть человек, и Мрак постепенно расширял пространство, страшился только, чтобы не поскользнуться в лужах крови, не споткнуться о трупы.

В стороне раздался страшный рык. Гакон Слепой воздел себя во весь рост, от него шло такое ликование, что все ощутили его, как сухой жар от раскаленной болванки. Он потащил из-за плеча громадный меч, это было настолько страшно и одновременно пугающе красиво, что схватка как бы замерла на миг, все неотрывно смотрели на старого слепого богатыря.

– Спасибо, Маржель! – закричал Гакон страшным голосом. – Ты даешь мне умереть за правых!