Юрий Никитин - Начало всех Начал

— В каком смысле?

— Люди должны развиваться, — объяснил Ной все еще неуверенно. — Должны идти к Цели, которую пока видит только Господь, но когда-то узрим и мы… когда приблизимся. Пока существуют праведники, мир развивается, потому что праведник тащит на себе весь мир… Без праведников мир стоит на месте, а то и отодвигается назад. А такой мир Господу не нужен.

На прощанье Ханнуил сказал издевательски:

— Эх, Ной… Наступит вторник, что скажешь, если потоп не начнется?

— Паду на колени, — сказал Ной воспламененно, — и возблагодарю Господа!

— А то, что останешься в дураках? И посмешищем?

Ной вскрикнул пламенно:

— Пусть!.. Пусть до конца жизни надо мной смеются. Пусть плюют и бросают камни! Но если бы это было возможно: остаться посмешищем, а мир спасти…

Ханнуил раздосадованно плюнул ему под ноги и ушел. Ной закрыл за ним двери и вернулся в комнату, слыша, как Хам, хохоча, рассказывает:

— …а вот яблоки краснеют с тех самых пор, когда яблоня услышала, что Ева сказала Адаму…

Сим торопливо прервал:

— Почему яблоки? Нигде не сказано, что запретный плод — яблоки! Нокуэль учил, что это сливы, Изель полагает, что это груши, а наш прадед Енох вообще утверждал, что это фиги, потому что только фиговое дерево дало им листья, разделяя с ними вину…

Хам беспечно отмахнулся.

— Да мы не забиваем головы такой ерундой. Сами решили, что яблоки, так интереснее.

Яфет подумал, пожал плечами.

— Для меня не так важно, что за плод Адаму и Еве запретили есть. Вон те яблоки в долине, что становятся ярко-красными, когда созреют, люди называют райскими. Наверное, старые люди знали!

— Надо было у Адама спросить, — сказал Хам.

Сим вздохнул.

— Да, многое надо было у него узнать. И многое — можно. Но мы всегда вот так… Спохватываемся, когда поздно. Говорят еще, что Ева не только Адаму дала поесть плодов от запретного дерева.

Хам спросил с интересом:

— А кому еще?

— Да вообще всем, — ответил Сим. — Покормила ими животных, птиц, зверей. Не поддалась искушению одна только птица Феникс. С тех пор она живет вечно, через каждые тысячу лет сгорая в пламени, выходящем из ее гнезда, и снова возрождаясь из пепла.

Хам сказал деловито:

— С момента падения Адама прошло полторы тысячи лет… Значит, феникс уже сгорал?

— Да, — подтвердил Сим. — Потому и говорят, что он единственный, кто отказалась от яб… от запретного плода.

Ной слушал и дивился странному свойству человеческой души: вот-вот грянет конец света, каждый день все трое работают так, что к вечеру едва волочат ноги, поужинать не хватает сил, засыпают иной раз голодными, но вместо того, чтобы думать, как вообще выжить, спорят об устройстве мира. Странное существо Творец вылепил из глины. Что это за прах земной, если думает не столько о своем огороде, а о звездах и устройстве мироздания?

Он очнулся от дум, слушая, как веселый Хам говорит покровительственно Яфету:

— Начинают всегда с малого, понял? В первый день Творец создал только небо и землю. Так и ты не торопись, не торопись, понял? Ты ж по Его образу и подобию?

Ной вздохнул. Если Всевышний таков, как полагают, Он должен быть несчастнее всех во Вселенной. Он наблюдает ежечасно мириады созданных им существ, испытывающих неисчислимые страдания. Он знает также о страданиях, какие им еще предстоит перенести. Можно о Нем сказать: «Несчастен, как Вездесущий».

— Если бы Змей был запретным, — донесся голос Хама, — Адам и его бы съел…

Ной вошел в комнату, сыновья тут же замолчали. Он сказал невесело:

— Заканчивается траур по великому Мафусаилу.

Сыновья молчали, только Ноема спросила:

— Потоп… завтра?

— Да, — ответил Ной тихо. — Или сегодня. Если Господь не смилостивится.

Яфет пробормотал тихо:

— А ты бы смилостивился на Его месте?

Ной сказал строго:

— Не подставляй себя на Его место! Он добрее нас.

— Он добрее всех, — добавил Сим благочестиво.

Хам хотел вставить острое словцо, но не успел: язык примерз к гортани, а глаза смотрели через плечи Ноя. Все торопливо обернулись.

Белые облака медленно и страшно темнеют, словно неожиданно наступает ночь. Разом стали пугающе серыми, опустились ниже, темень перешла в черноту. Грозное небо нависло над землей, Ной почти физически ощущал его неимоверную тяжесть.

Ной вскинул голову, на сухую землю упала первая робкая капля. Следом посыпались капли воды, словно кто-то с горы выплеснул ведро, затем их стало так много, что слились в струйки.

Дождь стучал бегло и мерно, Ной подумал, что если вот так, то землю никогда не зальет, а если и зальет, то через тысячу лет, да и то если земля не будет впитывать влагу… однако ощутил, что стук капель становится все громче, торжествующе, победнее.

— Шанс, — прошептал он, — все-таки Он даже сейчас дает шанс… Еще можно опомниться, признаться в преступлениях… что и есть грехи, раскаяться и… получить прощение.

Он открыл дверь, шум дождя стал громче. А когда вышел под навес на крыльцо, по земле прыгали фонтанчики. Воздух оставался теплым, Ной вытянул руку, на ладонь упало несколько капель, он не поверил себе: теплый ласковый дождь, нежный и просто замечательный, его зовут часто грибным, хотя после него растут не только грибы, но и все-все посаженное или воткнутое в землю. Дождик наконец полил настоящими струями, тонкие ниточки превратились в веревки из воды, но и те все утолщались. Создатель долго терпит, мелькнула мысль, но больно бьет. Терпение Его истощилось… Последний праведник умер, а я… я не праведник. Человечество выродилось в сорную траву, а сорной траве не место на поле, которое предстоит засеять заново.

Дождь медленно, но неуклонно усиливался. Стало грязно, все звуки исчезли, кроме монотонного стука водяных капель о крышу, окна, крыльцо. Грязь и пыль унесло, утоптанная земля блестела, как рыбья чешуя.

По крыше дождь уже не стучал, а лил шумно и грозно.

— Разверзлись хляби небесные, — прошептал Ной в благоговейном ужасе. — Никогда еще такого не было…

Хам спросил в изумлении:

— Неужели вправду будет потоп?

Яфет спросил с недоверием:

— А ты не верил?

— Нет, — признался Хам.

— А почему же строил?

— Вы же таскали бревна, — ответил Хам с ухмылкой, — как ишаки. Разве могу братьев оставить?.. Я ж вас люблю, баранов эдаких… Да и отец велел, а я послушный сын…

Он ухмыльнулся еще шире, показывая, что он, конечно, не какой-нибудь послушный дурак, а помогал строить ковчег вовсе не потому, что отец велел, а так вот, захотелось — и рубил лес, тесал бревна, таскал на площадку и прилаживал к другим бревнам.

Воздух оставался теплым и влажным, Хам не выдержал и выскочил с ликующим криком, заплясал под падающей с неба странной водой.