Вадим Панов - Кардонийская петля

– Да, да, конечно…

– Куда ты меня тащишь?

– Где безопасно.

– Где?

Вялый голос, вялые жесты… Орнелла даже идти не может – ноги заплетаются, – и не падает только потому, что верная Эбби практически несёт подругу.

– Мы должны убить Махима…

Колотушка успела уйти, пока аэроплан разворачивался. С трудом стащила Орнеллу вниз, а затем – в тамбур второго люкса.

– Сиди здесь.

Стоять Григ не могла.

– Зачем?

– Я скоро.

– Махим…

Голова Орнеллы безвольно падает на грудь. Эбби тяжело вздыхает, осторожно – со страхом ожидая выстрела – приоткрывает дверь тамбура, вновь вздыхает, поняв, что её пока не преследуют, и принимается лихорадочно отсоединять вагоны. Из первого люкса доносятся выстрелы и вопли, в первом люксе всё ещё четверо парней, но Колотушке плевать. Колотушка готова на всё, лишь бы не связываться больше с кошмарной парочкой.

Вопль. Кажется, Ленивый. Плевать.

Последний захват. Ещё выстрелы. Вагоны расстаются. Паровоз с первым люксом спешит в Убинур, остальные будут ждать, когда за ними приедут.

Колотушка вытирает со лба пот и улыбается.

«Дражайшая моя, Этна!

Ты, конечно, удивишься тому, что я сейчас скажу, и даже, наверное, не поверишь, во всяком случае, поверишь не сразу, но дело было именно так.

Клянусь.

Я спас приотцев.

Нет, не военных – гражданских, как раз военных я в это самое время убивал, хотя… вполне возможно, в поезде могли оказаться военные, к примеру, офицеры высшего ранга, но на это плевать: мы не допустили гибели гражданских, и я… Я горд собой. Честно, дражайшая моя Этна, горд. А особенно мне нравится, что пассажиры убинурского скорого никогда не узнают, кто именно их спас. Нет, наверное, плохо, потому что если бы они узнали, то стали бы относиться к ушерцам иначе. Хотя бы эти люди, пассажиры… Или не стали? Или среди них есть те, кто уже потерял отца, сына или мужа на этой дурацкой войне? И крови между нами столько, что одним подвигом ничего не изменить?

Я не знаю.

В любом случае мне не нужны почести, и Акселю, кстати, тоже. Нам достаточно того, что мы не замарались. Мы – офицеры, мы не воюем с гражданскими. Нас послали выполнить грязную работу, но мы промолчим и не станем копать. Потому что идёт война, а она, прожорливая, ест людей с потрохами, и не только на поле боя. Война не меняет, как я думал раньше, война съедает, и люди, приказавшие нам с Акселем взорвать пассажирский поезд, наверняка считали, что поступают правильно. В своём мире.

В мире войны.

А мост мы всё-таки взорвали. Пропустили поезд и взорвали, как нам и было приказано, все пролеты. Благодаря нам он не стал проклятым, а так и остался Змеиным…»

– Выглядишь как настоящий дар из учебника, – заметил Помпилио при появлении Гуды.

– Неужели? – Нестор улыбнулся с притворным самодовольством. – А как это?

– Взгляд после сражения усталый, но в чёрных смелых глазах пронзительно сияет победительный огонь. Идеальная причёска, элегантный месвар, пошитый с изысканной скромностью, отсутствие драгоценностей…

– Тебя контузило сильнее, чем я думал.

– Если тебя и нужно фотографировать для энциклопедии, то именно сейчас, – подытожил дер Даген Тур.

– У тебя на удивление хорошее настроение, кузен.

– Я давно не играл в опасные игры, Нестор. Соскучился.

Помпилио и в самом деле преобразился: он был весел, много шутил и за обедом выпил бутылку белого вина.

– Как ноги?

– В какие-то моменты думал, что упаду, но после того, как всё закончилось, ни разу не принял болеутоляющее.

– Ты ещё не выздоровел.

– Я знаю. Просто у меня хорошее настроение.

На горизонте, далеко-далеко за лобовыми окнами капитанского мостика «Длани», показались длинные башни Убинура, из-за которых город походил на коробку вставших на дыбы карандашей. Но это было приятное впечатление: Убинур стремился вверх, к облакам, к звёздам, именно таким должен быть город, связанный с Герметиконом.

– Я снова везу тебя в сферопорт, – негромко произнес Нестор, напоминая о давних загратийских событиях.

– Только в этот раз мы сражались на одной стороне.

– Кузен, пообещай в ближайшее время не покидать Убинур, – улыбнулся Гуда. – Не хочу, чтобы получилось, как тогда.

Катастрофа в Пустоте, исчезновение на полтора года, таинственное возвращение на неизвестном цеппеле, взорвавшемся над сферопортом провинциальной планеты… Тогда всё началось с того, что Нестор доставил дер Даген Тура в сферопорт Альбург.

– Расскажешь как-нибудь, где тебя носило?

Официально считалось, что Помпилио потерял память и поэтому не мог никому поведать о приключениях, однако Нестор не сомневался, что дер Даген Тур лукавит.

– Как-нибудь, – обронил Помпилио.

– Ты пообещал.

– А пока я побуду на Кардонии, – легко продолжил дер Даген Тур. – Дела не закончены.

– То есть ты поверил Махиму?

– Он выглядел искренним. К тому же принял предложение.

– Но что теперь?

– Остались двое. – Помпилио тяжело вздохнул. – Арбедалочик и… И не Арбедалочик.

– До галанита будет трудно добраться, – заметил Нестор. – Он ведь в Линегарте?

– Да, – подтвердил дер Даген Тур. – Он там.

Линегарт был не только самым старым, но и самым большим городом Кардонии: размерами и населением он превосходил даже сферопорт планеты – Унигарт. Линегарт был столицей огромного континента, представляющего собой единую страну, а значит – богатым городом. Здесь, а не в Унигарте, располагалась знаменитая Фермерская Биржа, на которой проводились основные сделки по урожаю, а уже потом зерно, скот и прочие товары отправлялись в порты. Здесь билось коммерческое сердце Приоты.

Линегарт был современным городом: во имя новых зданий приотцы безжалостно сносили старинные постройки, а когда на Кардонии вошли в моду автомобили, то им в угоду были расширены почти все улицы. Провинциальный Линегарт стремился продемонстрировать, что идёт в ногу со временем, но…

Линегарт никогда не был красивым. Даже старые его постройки, чудом спасшиеся во время многочисленных перестроек и модернизаций, выглядели невзрачно и серо. Новые же, выстроенные в стиле безжалостной функциональности, также не вызывали восхищения. Не завораживали, подобно изысканно-великолепным адигенским строениям, не поражали грандиозностью, как галанитские небоскрёбы.

Прагматичные и простоватые приотцы о красоте особенно не задумывались и даже частные свои виллы поручали «создавать» местным архитекторам, получая уменьшенные копии безликих городских построек. Но и этого им оказалось мало! Больше всего Арбедалочика раздражала привычка местных богатеев лепить роскошные виллы где придётся. Поле, выпас, элеватор, дорога для паротягов и тут же – двухэтажное здание, окружённое небольшим садом. Будто густые деревья способны защитить от «прелестей» бездумно подобранного окружения! Возможно, коренные приотцы и в самом деле обожали аромат аутентичного навоза, но Абедалоф сельскохозяйственные испражнения не терпел, гулом паротягов не восхищался и в качестве резиденции выбрал дом в десяти лигах от города, уединённо стоящий на лесистом берегу Хомы.