Юрий Никитин - Зачеловек

— Вон та, — произнес Олег тихо, — наша…

— Которая?

— Слева.

— А где здесь лево?.. — А тебе есть разница?

— Да, верно, это у меня так руки дрожат, а мысли скачут, как у умного. Это что же получается? Он сталкивает наши галактики, чтобы взорвались? Зачем?

Олег ответил тихо:

— Не знаю. Первое, что приходит в голову, что кого-то очень раздражает наша. Возможно, даже не Галактика, а… как бы это ни звучало дико, а… мы. Земля. Люди. Цивилизация людей.

Мрак отшатнулся.

— Олег, у тебя не мания величия? Кто нас заметит даже в нашей Галактике?.. Да в ней сто миллиардов звезд! Там могут быть тыщи намного более развитых цивилизаций!

— Я же сказал, что это первое, что приходит в голову, — ответил Олег, поморщился, — а ты сразу вцепился. Я не знаю, зачем на самом деле. Может быть, нужно. Может быть, нам даже не повредит…

— Что-о?

— Что слышал.

Мрак сказал недовольно:

— Тогда только и делов, что вернуться к Тарху, дать по шее и заставить повернуть галактики?.. Чтоб не столкнулись?

— Не получится.

— Почему?

— Тарх уже не тот Тарх, которого ты бил по шее. Таргитай — это… даже не знаю, кто он, у меня нет таких слов и понятий. Это то ли рефлекс Вселенной, то ли ее мышца, то ли ее реальность для нас… Во всяком случае, он как-то связан со всеми процессами, что во Вселенной. Но нам важно сейчас то, что он делает. Да, галактики столкнутся всего через пять тысяч лет. В них погибнет все. Даже звезды, выгорев в чудовищном пожаре, не превратятся в белые карлики, а рассыплются жестким излучением. На месте столкновения образуется дыра, что затянется только через десять миллионов лет, что вообще-то почти мгновенно. Но у нас впереди вовсе не пять тысяч лет, как ты сейчас подумал! Уже совсем скоро процесс станет необратимым. Галактики окажутся слишком близко друг к другу, а наша звездная система, на беду, как раз в самом крайнем рукаве, ее сомнут первой… что, видимо, так и рассчитано. Мрак подумал, спросил:

— И когда это начнется? Галактика — хрен с нею, меня интересует опасное для Земли. Там же Тигги спит, ни о чем не догадывается!

— Через три тысячи лет, — ответил Олег тяжелым голосом.

Мрак присвистнул:

— Да, Олег, у нас тяжелое наследие. Для нас три тысячи лет — один день. Как и для Древнего Египта. Но сейчас все ускорилось! Уже через сто лет, думаю, все разлетятся по планетам, по звездным системам. А через двести лет заселят не только соседние галактики, но и Вселенную. А тебя пугает, что через три тысячи! Да тогда любой ребенок сможет взять нашу Землю и перенести в другую вселенную так, что травинка на Земле не шелохнется, вода в стакане не дрогнет. А то и со всей Солнечной системой перенесет! Или с Галактикой, ни один атом не сдвинет с места. Может быть, в самом деле, нужно будет для дела столкнуть те галактики? Кто знает, какие звездные процессы нам понадобятся?

Олег зябко передернул плечами.

— То-то и оно, — ответил он нервно. — Это меня и пугает.

Мрак зевнул, посмотрел на небо, на Олега, с треском почесал волосатую грудь.

— Здорово, — сказал он одобрительно. — Я уж думал, чурбан чурбаном, пугаешься только тех, у кого кулаки больше, а ты, оказываецца, пугаешься еще и абстракций!.. Молодец. Возьми пряник, и пойдем досыпать. До восхода еще часа два, а наши женщины просыпаются, когда солнце чуть ли не в зените. Нет, пряник нельзя, на ночь есть вредно.

Или ты меня заставляешь спать, словно дитятку в тихий час, а сам по бабам? Без меня?

Олег посмотрел на него, вздохнул:

— Ты прав, давай попробуем заснуть. Чувствую, как на Земле была последняя война… между людьми, так и у нас, возможно, последний сон.

Они разом повернули головы, хотя и так могли увидеть женщин, одну привычно свернувшуюся в клубочек, вторую разметавшуюся, словно в бою. К счастью, постель достаточно широка, чтобы лечь, не потревожив.

— Спокойной ночи, — сказал Мрак.

Он исчез, тут же возник в постели. Тигги, как-то ощутив его присутствие, сладко чмокнула губами, не просыпаясь, подползла и забросила на него ногу, обняла за шею и положила голову на грудь.

— Спокойной ночи, — ответил Олег.

Виктория не сдвинулась с места, когда он опустился на вторую половину ложа. Спать, сказал себе Олег. Погрузиться в это странное состояние, воссоединиться на бессознательном уровне то ли со всеми живущими на свете людьми, то ли с Богом, то ли со всей Вселенной… или с другими галактическими цивилизациями. Он тогда высказал дикую мысль, что человек, как и муравей, может жить только в симбиозе с другими муравьями и существами, хотя об этом не подозревает. Однако это лишь при свете яркого солнца она дикая, а вот сейчас, когда тепло расплывается по телу, когда мысль становится вялой, хаотичной, самостоятельной, уже так не кажется, всплывают и еще более причудливые…

Некоторое время он еще чувствовал постель, понимал, что вокруг стены дома, а дом на твердой земле, но одновременно уже летел над планетой, осматривал ее по-хозяйски, подобно Богу, а потом вокруг замелькали звезды, измельчились, словно льдинки в теплой воде, он завис в полной тьме, и тогда смутно ощутил некое присутствие огромного, необъятного, что невозможно вообразить. Это что-то подобное тому, как чувствуешь себя в утробе, где еще нет представлений ни о времени, ни о пространстве.

В то же время впервые не чувствовал ужаса, а только бесконечный благоговейный восторг, как если бы щенок понял, что великий и бессмертный человек снизошел обратить на него внимание, заметил, может быть, даже возьмет на ручки. Дыхание стало чаще, сердце заколотилось, как погремушка в детской руке, Олег ощутил, что начинает задыхаться от безумного счастья. Присутствие Неизвестного и Великого все яснее, затем словно бы зазвучал Голос, но, понятно, не голос в человеческом понимании и даже не голос в его нынешнем, то есть не радиолуч, не гамма-лучи, не рентгеновское или любое другое излучение, не колебание ткани пространства, однако же с ним говорят, общаются…

Он напрягался изо всех сил, стараясь вычленить если не фразы или даже слова, то хотя бы смысл, интонацию, оттенки, однако единственное, что сумел ощутить, это доброжелательность, все остальное оставалось за рамками понимания. Сердце сжалось в смертельной тоске от отчаяния и осознания своей малости.

— Еще, — прошептал он в муке, — говори еще… Я здесь, я внемлю!.. Я есмь… Глаза и уши мои раскрыты… Да, еще и сердце тоже… раскрыто! Говори.

Голос начал отдаляться, нет, не отдаляться, а затихать, хотя и не затихал, но Олег слышал все слабее, а потом и вовсе остался один во Вселенной, темной и абсолютно чужой, сделал над собой усилие, ускорился, бесконечно долго несся в темноте, пока впереди не блеснул свет, появились знакомые звезды, вообще звезды, а потом уже замелькали галактики, странные нити между ними, мембраны, сгустки пространства, и наконец он ощутил под собой знакомую постель, а кончики пальцев коснулись спящей Виктории.