Юрий Никитин - Трое в Долине

— Что опять натворил?

— Счастье, — ответил Таргитай невпопад, голос его был потрясенным, глаза лезли на лоб. — Я понимаю, как видит Мрак...

Вымытый дождем, мир разом стал немыслимо четким, ярким, с выпуклыми гранями и глубокими щелями. Таргитай поперхнулся свежим, как горный родник воздухом, раскинул руки, будто пытался обнять весь белый свет.

На деревьях с нечеловеческой четкостью он видел каждый листок, каждую жилку в листочке, мог наблюдать движение соков в каждом листочке, видел самую мелкую тлю так ясно, что мог сказать на какую лапку хроменькая, и что у нее в полупрозрачном пузике.

Да что там деревья: далеко-далеко в просвете виднелись горы, так вот воздух стал настолько прозрачным, что Таргитай рассмотрел даже мелкие камешки на дальней горе. Голая земля из серой и невидной превратилась в самоцветную плиту, что пролегла от края дальнего ущелья до другого. Красноватые прожилки, как живые, вплетались в оранжевые, расползались по серому камню, что тоже не был серым, если присмотреться, там был целый мир, красочный и яркий, далекая отвесная стена из грязно-серой тоже превратилась в цветную, а на самых дальних стенах Таргитай с потрясающей четкостью различал все щелочки, видел прыгающих горных козлов, отсюда не крупнее макового зернышка.

— Боги, — выдохнул он пораженно, — и такой мир должен исчезнуть? Да они все с ума сошли!

— Какой мир? — встревожено спрашивал Олег. — Какой мир?

Мрак бросил острый взгляд на потрясенного певца. Кулаки оборотня сжались, словно вытряхивал душу из восторженного дурня, но сдержался, лишь шумно выдохнул:

— Что ты видишь, слепец... Видел бы ты еще и запахи!

— Пошли, — сказал на это Олег.

— Побежали, — согласился Мрак.

Таргитай, вздохнув горестно, спрятал дудочку. На ходу играть и петь наловчился давно, как лежа и сидя, но на бегу...

Когда проскакивали широкие поляны, они слышали, как в сияющей синеве едва слышно верещит счастливо и беззаботно жаворонок, единственная из птиц которой Род позволял взлетать к себе на вершину Прадуба. Когда-то, когда он на пару сотен лет впал в тоску... надо подумать, сказал себе Олег трезво, что за повод для тоски мог быть у самого бога богов?.. так вот в годы тоски жаворонок ежедневно утешал Рода, распевал ему в уши свои нехитрые песенки... прямо Таргитай, сказал себе уязвленно... выбирал из волос соринки, когда тот в отчаянии бился головой о ствол, и за такое участие высший из богов позволил ему подниматься прямо к себе.

Правда, иногда ,возгордившись, жаворонок хватает соломинку и летит наверх, похваляясь всему свету: «Полечу кием бить, кием бить!», «Пойду с Родом биться!», а потом слышен его отчаянным вопль: «Мене Род кием-кием-кием-кием бил-бил-бил!..»

Он прислушался и в самом деле услышал жалобный писк: «Нэма чем... Нема чэм!.. Кий упал, кий упал...» Сердито отмахнулся, ибо если ему начнут слышаться слова даже в дурацком щебете дурной птицы, то из старающегося понять все волхва превратится в Таргитая.

По рассказам волхвов, Род самолично сотворил жаворонка, подбросив комок серой земли в небо. Потому жаворонок серый, как земля, потому на зиму прячется в мышиную нору и там спит. В середине зимы переворачивается на другой бок и спит до весны.

Правда, часть этих серых пискунов все же остается на небе, чтобы первыми сообщить о начале весны...

Таргитай принюхался, вскрикнул:

— Чую жилье!

Олег оглянулся с раздражением, глупое лицо дударя разрумянилось, глаза блестели счастьем, словно у кота перед открытым кувшином сметаны. Даже бег прибавил, обгоняет.

Ноздри Мрака дернулись раз-другой, сказал с удивлением:

— Впервые этот жрун раньше меня учуял... Правда, пахнет стряпней.

— Тогда понятно, — согласился Олег. — Я бы варево из волшебных трав тоже учуял раньше всех.

Стена деревьев раздвигалась. Стало светлее, показались узкие трепещущие лучи солнца, что проникали сквозь кроны. Чуть дальше все было залито ярким солнечным светом, потянулась широкая поляна, почти поле, утоптанная так, что не росла даже трава. Деревья отступили далеко, стояли широким кругом в несколько верст, а посредине этого поля виднелось с десяток хижин на высоких столбах. Несколько странно высоких тощих мужчин вяло бродили вокруг хижин, медленно били в землю толстыми дубинами.

— Змеи, — предположил Олег тревожно.

— Муравьи разве что, — буркнул Мрак, с его острым зрением он мог бы рассмотреть и жуков. — Что-то ритуальное. Кто знает, какие тут боги?

Лесная деревушка медленно приближалась. Под ногами глухо стучала твердая, как камень, земля. Зоркие глаза Мрака усмотрели вмятины от ударов.

Олег начал выдвигаться вперед. Мрак придержал Таргитая, тот жалел волхва и пытался бесстрашно переть впереди всех.

Люди заметили троих, но никто не убежал, никто не пошел навстречу. Опустили дубины и молча ждали. Все выглядели больными, изможденными, а кожа была серо-зеленой, нездоровой и словно бы покрытой коростой. Олег ощутил холодный ветерок, хотя воздух стоял подвижный как вода в болоте.

Он вскинул руки, показывая пустые ладони, шаг замедлил, но не остановился, пока не оказался в трех шагах от передних.

— Мы с миром, — сказал он внятно, — идем мимо. В ваших лесах зверя бить не будем, ваших женщин трогать не станем.

После долгой паузы вперед замедленно шагнул высокий и очень худой старик. Глаза без всякого выражения смотрели на Олега и как-то разом на Мрака и Таргитая. Голос был похож на скрип старого дерева:

— Вы можете заночевать у нас, ибо в лес вошла ночь.

— Ночью люди должны спать, — согласился Мрак настороженно.

Чутье говорило, что старика бояться не стоит, не враждебен, однако шерсть поднялась на загривке, изнутри подкатывался странный холодок, будто прикоснулся к покрывалу, скрывающему тайного бога, и вот-вот дернет за край так, что узрит страшное. — Мы... заночуем... может быть.

Олег, явно намереваясь вести разговор сам, сердито отпихнул локтем оборотня:

— Вообще-то мы ищем Хозяина Леса. Вы ведь знаете здешний лес?

— Вы идете правильно, — ответил человек, которого Олег уже начал называть войтом, он выглядел старше других, живее.

Мрак хмыкнул, глупые вопросы задает волхв. И так видно, что это племя наполовину из деревьев. Рожи деревянные, сами, как мухи в начале заморозков, серые, а кожа на мордах так и вовсе зеленоватая.

— Тогда заночуем, — решил он. — А утречком и отправимся.

Он быстро оглядел остальных, никто ли не возражает, по спине снова пробежал недобрый холодок. Лица у всех не просто деревянные, у них и глаза... не глаза, а наплывы на дереве, такие же серо-зеленые, только и того, что поворачиваются с натугой, слышно даже как скрипят.

— Добро, — ответил войт ровным бесцветным голосом старого дерева. — Но вам не отыскать дорогу.