Юрий Никитин - Трое в Долине

Олег услышал шлепанье босых ног. Из хозяйской комнаты вышел сонный хозяин, в руках держал огромный лук. За спиной на широком ремне висел колчан из толстой бересты размером с большое ведро. В колчане было тесно от стрел. Олег увидел, что наконечники тускло отсвечивают серебром.

Хозяин перехватил его взгляд:

— Потому и дорого у нас, что стрелы с наконечниками из серебра. Другие этих тварей не берут.

— Но потом стрелы можно собирать, — заметил Олег. — Это олень может убежать со стрелой в боку, но волк...

— Я собираю, — нехотя согласился хозяин. Он с неприязнью посмотрел на чересчур сообразительного гостя. — Но серебро приходится переплавлять, чтобы избавить от скверны! А на этом часть теряется.

— Зачем переплавлять? — удивился Олег.

— Так наши отцы-деды делали, — ответил хозяин веско.

— Зря, — сказал Олег. — Серебро — благородный металл. К нему никакая дрянь не липнет. И не портит.

Хозяин посмотрел с сомнением:

— А ты откуда знаешь?

— Мой хозяин как-то одну умную книгу читал, — ответил Олег скромно, — я через плечо посматривал... Больше ничего не запомнил, а это вот как-то втемяшилось.

— Ага, — сказал хозяин, и Олег понял, что ответил правильно, здесь тоже не жалуют слишком грамотных. — Ладно, не буду дрова переводить. За дровами у нас в лес ходит один с топором, а четверо с луками — всякую погань отгонять. Так что и дрова у нас дорогие!

Олег повернулся к старому волхву:

— А чего эти волки сюда лезут?

Хозяин посмотрел на старого волхва, его это тоже интересовало, кровно интересовало. Старик ответил нехотя:

— Стараются погубить нашу княгиню.

— Ого, — сказал Олег.

— Вот тебе и «ого».

— Дурачье, — сказал Олег. — Сказано, волки... Она ж худая, костлявая. Наверное, невкусная. Другое дело бы вот этого, с факелом... Молодой, сочный, мясо свежее, а косточки тонкие, легко мозг выгрызывать.

Факел в руке отрока мелко-мелко дрожал. Глаза стали круглыми и умоляющими. Олег не понял, он всегда рассуждал здраво, а эти люди тоже какие-то странные, сопят и смотрят осуждающе, будто это он собирается загрызть несчастного.

— Как же я это сделал... — бормотал старик, — как же это у меня так получилось...

Отрок несмело приблизился:

— Вы сказали дважды «Кольцо»... потом поперхнулись и повторили «Кольцо»...

— Я поперхнулся? — оживился старик.

— Да, почти закашлялись...

— Это могло подействовать, — пробормотал старик. — Как, говоришь, закашлялся?

— Будто как жук в рот влетел!.. Или словно горох ворованный ели и так торопились, что не в то горло пошло...

Старик отмахнулся:

— Ладно-ладно. Я снова закашляю, это смогу. И ничего больше?

Отрок подумал, гордый тем, что старый волхв расспрашивает с таким вниманием, сказал с просиявшим лицом:

— Ничего. Только покашляли, сказали еще раз «Кольцо» и сделали руками вот так...

Он покашлял, качнул факелом вперед, словно бы отбрасывал от себя нечто противное. Во дворе мелькали серые тени, хищные желтые глаза в таком множестве наводнили двор, что Олег шепнул слово Огня, по ту сторону ставней мощно вспыхнуло, всюду страшно закричали нечеловеческие голова, что разом перешли в хрипы и умолкли. Запах горелого мяса усилился еще больше, а в щель было видно, как всюду поднимались чадящие дымки. Обугленных трупов было столько, что двор напоминал странное кладбище.

Старый волхв отпрянул, потер слезящиеся глаза:

— Как ты это сделал?.. Как ты это делал?

Мальчишка, дрожа всем телом, пролепетал:

— Не знаю... Я только повторил то, что делали вы...

— Но у тебя получилось!

— Я не виноват...

— Дурак, у тебя получилось!.. Может быть, я сумел создать новое великое колдовство, которое превратит меня из простого колдуна в чародея, а то и в волшебника!..

Бедолага, подумал Олег сочувствующе. Надо сказать, что это я сделал, а то всю жизнь будет жалеть, что как нечаянно наткнулся на мощное заклятие, так же нечаянно и потерял.

Старик суетился, его трясло, губы прыгали. Хозяин отодвинулся, не то из предосторожности, не то затем, чтобы волхв не брызгал слюной на его стрелы. Глаза из-под лохматых, как медведи, бровей зорко оглядели двор. Поморщился с неудовольствием:

— Коновязь сгорела. Придется заплатить.

Волхв отмахнулся:

— Конечно-конечно!.. Что какая-то жалкая коновязь!

— У меня не жалкая, — обиделся хозяин. — Я из цельного дуба поставил!.. Два дня отесывали, вкапывали. Моя коновязь табун могла удержать! Так что это обойдется вам в пять золотых. А еще и колодезный сруб обгорел... Правда, уже стар, но это еще две монеты.

Пять золотых монет, подумал Олег, трезвея. Мрак меня убьет. Нет, лучше не признаваться.

Он потихоньку попятился обратно. Краем глаза уловил во дворе движение, волков уже осталось совсем мало, но все еще пытались лезть в щели, царапались в дверь, один как собака спешно греб передними лапами, словно разрывал мышиную нору, Олег даже разглядел как он быстро погружается в землю, и на всякий случай сказал еще раз слово Огня, напоследок, усилив чародейский голос.

Полыхнуло так, что даже в комнате все осветилось белым трепещущим светом. Фигуры трех человек врезались в глаза как застывшие, Олег вернулся к себе, а силуэты еще стояли в глазах, нелепо застывшие, изломанные.

Уже закрывая за собой дверь, услышал радостно-испуганный вопль старого волхва:

— Опять получилось!.. Теперь я уже знаю, как...

Внезапно перед глазами поплыло, все погрузилось во мрак. В голове раздался слабый комариный звон, ноги отяжелели. Олег все чувствовал, понимал, сознание оставалось при нем, но он чувствовал, что еще чуть, и он рухнет на пол, где и придет в себя.

Перед глазами наконец забрезжил свет, все вернулось, а звон в ушах затих. Только во всем теле еще оставалась небольшая слабость.

Дурость, ругнулся он про себя. Магические силы истощают не меньше, чем маханье секирой в схватке. А он бездумно выплескивал мощь, бил секирой по комарам.

Прислушиваясь к себе с тревогой, он вышел в сени. Там с топорами в руках, дротиками и даже рогатинами, собралась княжеская челядь. Сам воевода с хозяином стояли посреди сеней, оба тяжелые и кряжистые, воевода в полном доспехе, хозяин лишь в кожаном переднике, но в руках его исполинский топор, что вряд ли уступил бы по размерам секире Мрака.

Двое усердно поднимали над головой факелы, а Збышко и Мизгирько, сыновья хозяина, с широкими топорами в руках в ленивых позах привалились к стенам, поглядывая на третьего, младшенького. Тот, скорчившись, прильнул к дырке в двери, всматривался, возбужденно вскрикивал:

— Вот еще один!.. А здоровый, как Вернидуб, только рожа еще гаже... А по двору хоть шаром окати, всех вымело!.. Только пепла, пепла-то... От коновязи только горка золы... да и ту Змей крыльями размахает, если даже под облаками пролетит!..