Юрий Никитин - Трое в Долине

Таргитай задрал голову, всматриваясь серьезными синими глазами в почти отвесную скалу. И хотя Олег знал, что Таргитай даже ради разбитой головы не перевернется с боку на бок, но на миг усомнился: это о нем, волхве, можно сказать все заранее, он поступает по уму, а у дурака и поступки дурацкие...

Мрак не стал одевать волчью личину, некогда. Когда лук за плечами, а теперь в руках, то собьет что-нибудь в перьях или шерсти, сожрут, не до разносолов.

Место было такое красивое, что даже его мохнатая душа ощутила красоту, когда из-под красивой, как старый матерый воин, скалы, мохнатой и блистающей красными прожилками, брызжет веселый, как ребенок, ручеек, смеется серебряным голоском, прыгает по камешкам, по берегам цветы и красивые кусты, тоже сплошь покрытые красными и желтыми головками. Впереди ровная площадка, каменная плита, а дальше уже густая трава на полет стрелы, затем дубовая роща, а еще дальше сплошная стена березняка с его кудрявыми головками.

За кустами почудилось движение. Его рука метнулась к рукояти секиры и замерла на полдороги. Впереди на поляну вышла женщина. Солнечный свет упал на ее лицо, Мрак охнул, ноги ослабели, а сердце застучало часто-часто, узнавая ее, Единственную.

— Ты... — прошептал он непослушными губами. — Как ты... оказалась здесь?

Она смотрела на него без страха, в карих глазах отражались колышущиеся ветви.

— Ты... — сказала она нерешительно, — тот герой, который не дал принести меня в жертву?.. Я заблудилась, герой. Я не понимаю, где я.

Мрак чувствовал, как вздрагивает его голос, как дрожат руки, как неистово колотится сердце:

— Я знаю, где ты сейчас.

— Ты так много сделал для меня, — прошептала она. Ее карие глаза не отпускали его мужественного, угрюмого лица. — Я не знаю, как тебя благодарить...

Он подошел ближе, взглянул в ее глаза. Она вскинула голову, такая маленькая и хрупкая в сравнении с его могучей фигурой. Ее лицо было бледным и чистым, как чистый ствол березки со снятой корой, а губы от усталости посерели.

— Я сделаю для тебя все, что смогу, — ответил он тихо.

— Что?

— Я оборотень, — сказал он горько. — Все, что я могу в этом... мире... это распознать другого оборотня.

Она отшатнулась, но карие глаза ее остались такими же, даже не мигнули. Мрак взял ее за плечи. Пальцы ощутили нежные девичьи плечи, но он заставил себя стряхнуть наваждение, и ладони почувствовали твердое прогретое солнцем дерево.

— Я узнал, — произнес он с тоской. — Теперь ты должна вернуться.

Она все еще смотрела ему глаза, в голосе было недоверие:

— Ты... не скажешь Слово?

— Нет.

— Тогда... ты позволяешь мне?

— Иди, — сказал он, в горле прокатился ком, он проглотил с усилием и повторил, — иди. Возвращайся к своим.

Тонкая девичья фигурка грациозно колыхнулась, Мрак остановившими глазами смотрел, как она проплыла через поляну, исчезла на миг за деревом, снова показалась, чистая и гибкая, нежная в незащищенной юности, и великим усилием напоминал себе, что это личина, видимость. Так можно обмануть простодырого Таргитая, даже умника Олега, но не оборотня, не оборотня...

Женская фигура придвинулась к старому исполинскому дубу в пять обхватов, приподнялась на цыпочках, ее тонкие руки, которыми задушила бы с легкостью, позволь обнять себя, обхватили ствол... и Мрак с острой болью увидел, как начала медленно врастать в коричневый ствол, сливаться с ним, принимая цвет дерева...

Не понимая, зачем идет следом, он подошел к дубу, потрогал твердый наплыв, который все еще можно было принять за девичью фигуру. Под ладонью твердо и холодно, но внезапно он ощутил нежное легкое щекотание, словно дерево... или та часть дерева, что пыталась его погубить, молча ответило.

Сквозь серый пепел просвечивали багровые угли. От них шел сильный, мощный, упругий жар, сухой и бодрящий. Могли долго вот так греть, могли передать скрытое в них пламя полуобугленным головешкам, что совсем рядом, но воздух тих, как в болоте, некому сдуть давящий пепел, и угли гаснут бесславно...

Так и люди, подумал Олег невесело. И сила есть, но нет ветра, и люди угасают. Как угасли бы и мы, если б нас не выгнали из деревни.

По спине прошел озноб. Но если все устроится, будут они жить-поживать, добро наживать, отрастят животы, растолстеют?

С поляны несся треск, хруст стеблей, сопенье. Таргитай кувыркался, скакал как лошаденок, бегал вдоль деревьев, раздвинув руки. Из-за скалы вышел Мрак, еще более угрюмый, чем обычно, плечи повисли, и, что самое пугающее, у пояса не болтались ни толстые барсуки, ни гуси, ни даже зайцы, которых везде видимо-невидимо.

Под нависшими бровями, что скрывали темные пещеры глаз, блеснули злые искорки:

— Что с нашим дураком?

— Просто человек, — ответил Олег, он внимательно всматривался в напряженное лицо оборотня. — Просто человек...

— Совсем рухнулся?

— Дурней уже некуда, — успокоил Олег. — Он может только умнеть. Просто аиста увидел.

А Таргитай прислонился к дубу и потерся спиной, взял землю и бросил через голову, поплевал и посмотрел на крону, подержался за голенища сапог, а Олег хмуро отвернулся. Можно, конечно, проделывать все это, чтобы не болеть горлом, не страдать животом, стать богатым, не видеть змей, не быть битым дивом и не кусаемым злой собакой, но за всем не уследишь, а быть рабом даже пролетевшего аиста не хотелось. Только вот как сказать это Таргитаю, если сам понимает смутно, как сквозь туман в голове, не может еще оформить в ясные слова самое простое.

— У нас еще остался хлеб, — сообщил он. — Много ли человеку надо?

— Человеку надо много, — буркнул Мрак. Он сел возле костра, насупленный и чем-то расстроенный. — Человеку надо все.

— Зачем?

— Не знаю. Но на меньшее никто не соглашается... Не было зайцев, не было!

— Да я не спрашиваю, — успокоил Олег. — Мы и так едим каждый день. А то и не по разу.

— Все зайцы попрятались в воду, — объяснил Мрак неохотно, — а у меня только лук вместо невода. Сидят на дне, пальцами в мою сторону тычут, смеются! Мне ж видно, вода прозрачная. Пришлось вернуться.

Олег сперва вытаращил глаза, потом в них появилась тревога:

— Мрак, ты не ударился головой?

— Нет, — огрызнулся он.

— Давай, лоб посмотрю... Ссадина на виске! Тебя не подташнивает?

— И на кислое по утрам не тянет, — огрызнулся Мрак. — Боги, что за человек...

Таргитай подбежал довольный, чуть запыхавшийся, щеки красные, как маков цвет, глаза блестят от счастья, теперь будут и деньги, и спина не заболит, с ходу заступился:

— Это наш Олег! Ты что, не видишь?

Мрак сказал с досадой:

— Что Олег, вижу. Но не знаю, когда поймет, почему повязка сползла. То ли мир перевернется, то ли... не знаю, не знаю.

— Только бы черепаха не сдохла, — сказал Таргитай озабоченно.