Юрий Никитин - Святой Грааль

Томас сказал себе решительно, что в чужом лесу кто-то должен оставаться на страже! Самые храбрые воины первыми берутся сторожить сон остальных, а здесь вообще воин лишь один, а калика берется за оружие лишь по необходимости, как будто его исконную Истину можно отыскать безоружным. А в таком несколько неприятном месте, как этот лес, на страже лучше находиться даже не просто воину, а отважному рыцарю.

Меч сиял, лезвие рассекало волос: наточили агафирсы, и Томас, не зная, чем заняться еще, снял потершийся ремень, отпорол износившуюся подкладку, начал подшивать новую из шкуры кабана — толстую, надежную. Сэр калика уже частенько тычет в глаза его белоручеством, а ведь он, Томас Мальтон из Гисленда, благородный рыцарь, сам ухаживает за своим боевым конем, чистит и моет, хотя это дело оруженосцев и челяди, и в их совместном путешествии именно он всегда собирает дрова для костра, ходит к ручью за водой, варит кашу и вообще часто выполняет обязанности повара...

За спиной раздался насмешливый голос калики, только малость громче обычного и чересчур гулкий, словно Олег кричал из дупла:

— Для кого пояс делаешь?

— Для черта, — ответил Томас, вздрогнув от неожиданности. Он был раздражен, что внезапный голос испугал, да и сам вопрос глуп: не для калики же пояс, к его хоть гору подвесь, хоть палицу этого лесного великана — выдержит.

Он поднял голову, вздрогнул. Калика спал, свернувшись в клубок, а голос раздался чуть левее... Томас поспешно повернулся, успел увидеть исчезающую огромную зеленую спину, но неизвестный скрылся в темноте так быстро, что Томас не был уверен, видел ли его на самом деле, или же просто ветки шевелились под дыханием ночного ветерка.

Вздрагивая при каждом шорохе, он склонился над поясом, стараясь теперь не уводить ладонь чересчур далеко от рукояти меча. Когда над деревьями начало светлеть, калика беспокойно засопел, подполз к костру ближе. Томас бросил в огонь последнюю веточку, ибо воздух холоднее всего на рассвете. Калика, ощутив тепло, отодвинулся, не выныривая из сна.

Веточка прогорела, Томас легонько коснулся плеча Олега:

— Сэр калика!

Олег проснулся, ясные зеленые глаза непонимающе уставились на Томаса. Тут же сел, потянулся так сладко, что затрещали кости, зевнул с жутковатым завыванием, словно лесной зверь.

— Ты прав, сэр Томас. Надо идти! Ты не спал?

— Был на страже, — ответил Томас гордо. Кивнул на обнаженный меч, тот все еще лежал на коленях, показал пояс. — Кое-что умею своими руками?

Олег покрутил головой:

— Удивил, сэр Томас... Если бы тебе не выпала несчастная доля родиться благородным рыцарем, мог бы получиться хороший кожевник!

Томас вымученно улыбнулся, но калика мгновенно посуровел, его рука ухватила лук. Томас услышал треск сучьев, из-за дуба вышел странный человек, если человек: на голову выше Олега и Томаса, втрое шире в плечах, весь в серо-зеленых костяных пластинах, похожий на огромную старую ящерицу, поросшую зеленым мхом.

— Доброе утро, — прорычал он угрожающе. — Отдавай обещанное!

Олег натянул тетиву, спросил быстро:

— Ты кто?

— Лесной черт! — рявкнул неизвестный густым страшным голосом. — Брось, твоя стрела не пробьет мою шкуру. Даже с серебряным наконечником!

— Сэр калика, — сказал Томас торопливо, его корчило от неловкости, — опусти стрелу, он прав... Я обещал пояс ему.

Он швырнул пояс, зеленый незнакомец ловко поймал на лету. Двигался он с немыслимой скоростью, словно юркая ящерица, но под его плотным костяным панцирем чувствовались тугие мускулы. Немигающие, как у змеи, глаза внимательно осмотрели ремень, подергал, попробовал застегнуть вокруг пояса. Томас в тайне надеялся, что не сойдется: хозяин ночного леса вдвое шире, чем Томас, но за время бдения у костра навертел дырок с запасом — черт втянул чешуйчатое пузо, потянул язычок ремня, и штырек попал в самую крайнюю дырочку.

Черт надулся, напряг живот, ремень затрещал, но выдержал. Черт захохотал гулким хриплым голосом, будто глыбы камня терлись одна о другую:

— Добро! Принимаю.

Он повернулся и ушел, вскоре треск сучьев затих. Калика удивленно смотрел вслед, челюсть его отвисла до пояса, а глаза стали как у изумленного филина:

— А как же нетерпимость, вера в Христа, бей чужих... Или принципы дали трещину?

Томас ответил сердито, чувствуя себя в дурацком положении:

— Сэр калика, я никогда не поступлюсь принципами! Я просто не могу ими поступаться! Но эта лесная жаба поймала меня на слове, а для рыцаря слово — все. Даже если дано лютому врагу! Разве я с сарацинами не заключал перемирие, опираясь лишь на слово чести?.. Сам не нарушал, они тоже не нарушали!

Олег снял тетиву, сунул лук в колчан к стрелам, подхватился на ноги:

— Надо идти. Прости, я не прав. Слово надо держать даже с врагами. А там глядишь, и не враги вовсе...

Они пошли через лес, где свет стал еще ярче, глаза ломило невыносимо. Олег напротив обрадовался: солнце стоит над деревьями, значит глаза свыклись. Завтра можно и под прямые лучи выходить, не ослепнем.

— Что за лес? — спросил Томас. — Хоть знаешь, где мы?

— Темный Лес. Одно хорошо, здесь искать не будут. Даже Семеро Тайных.

— Почему?

— Отсюда никто не выбирался живым, — ответил Олег успокаивающе.

Он брезгливо обошел клубок змей, что сплелись в брачном ритуале, двинулся через заросли такой же бесстрастный, погруженный в думы о вечных истинах, каким Томас знал его почти все время.

В лесу без дорог ходить тяжко, Томас быстро устал — тащил рыцарский доспех Бурлана, перелезал через валежины, которые калика просто перепрыгивал, продирался через колючие заросли. Начал подумывать о передышке, как вдруг впереди донесся треск сучьев, крики, вопли. Шум быстро катился по направлению к ним, Томас резко опустил забрало, ладонь упала на рукоять меча.

Впереди кусты распахнулись как волны, вынесся храпящий конь. В седле судорожно цеплялся за гриву, уже оборвав поводья, крупный мужчина в лохмотьях охотничьего костюма.

Что-то странное было в его лице, Томас не сразу понял, от чего мороз пошел по коже. Всадник несся мимо, Томас разглядел ровную выпуклую поверхность на месте лица, словно встречный ветер стер все неровности, как за тысячелетия стирает острые углы глыб, превращая в округлые валуны.

Всадник пронесся мимо через поляну, Томас ощутил неудержимый приступ тошноты. Лицо всадника оказалось сдвинутым на затылок — то ли встречным ветром, который обдувает его уже третью сотню лет, то ли для того, чтобы видел весь ужас, что гонится по пятам...

Ломая кусты, на поляну выметнулись странные жуткие звери: огромные, лохматые, чешуйчатые. За безумно скачущим конем, едва не хватая за ноги, промчались тяжелые глыбы мрака, в котором блестели острые клыки, когти, шипы, гребни. Воздух дрожал от рева, визга, лая, топота раздвоенных копыт.