Юрий Никитин - Стоунхендж

Каждый двор был обязан поставлять на княжеский пир поросенка или окорок, хмельной мед, битую птицу.

Томас спросил озадаченно:

— А какой сегодня день?

— Пятница.

— Не может быть, — не поверил Томас. — Это я думаю, что пятница, но я считаю по-человечески, а по-росски должно быть все иначе.

— Почему?

— А по средам и пятницам нельзя есть скоромное.

— Что-что?

— Мясное, — объяснил Томас громко, как глухому. — Церковь запрещает!

— Почему?

Томас отмахнулся с досадой.

— Я откуда знаю? Запрещает и запрещает. Им наверху виднее.

Олег печально покачал головой.

— Приходит пора торжествующего невежества!.. Неужто люди так устали карабкаться наверх? Даже не задают вопросов. Мол, бог лучше знает, что кобыле делать... нет, эта вера не всем понравится. Многие все-таки хотят знать!.. А ты все посты соблюдаешь?

Томас ответил твердо:

— Все!.. В замке есть священник, он следит за всеми обрядами. А с кухни он и не вылезает. У церковного алтаря бывает реже, чем у котлов с супом.

Яра посмотрела на рыцаря с жалостью. Он шел бледный и суровый, со взором, устремленным вдаль, словно бы видел там Царствие Божие.

— А как же ты сегодня ел дикого гуся? — вдруг вспомнила она.

Томас небрежно отмахнулся.

— Так это ж в квесте!

— А в квесте ты другой веры?

— Наш Господь не последний дурак, — ответил Томас с достоинством, — тоже понимает, что квест — не церковь, не все можно блюсти в дальнем и трудном странствии!

Олег покачал головой.

— Лучше бы не понимал. Тогда бы его вера рухнула скорее. Так идем мы на пир к князю аль нет?

Томас удивился:

— Но мы ж в квесте?.. А последние три года в непрерывном.

— Человек всю жизнь в квесте, — согласился Олег. — Вся наша жизнь — квест. Яра, поворачиваем к двору князя!

Все князья на Руси, как понял Томас с пристрастием, закатывают языческие пиры, даже если те приходятся на церковные праздники. Мерзкое и поганое действо, хотя, впрочем, на пирах и в благословенной Британии решались государственные дела, так как именно там собирались все знатные люди. Что делать, люди таковы! На совет не всякого затащишь, а на пьянку... А раз пиры длятся по несколько дней, то можно обсуждать без спешки, советоваться, спорить, обдумывать, перебирать варианты, а главное — за кубком вина, когда за столом все равны, высказывать князю самое неприятное, самое болезненное, что не скажешь на трезвую голову и когда надменный правитель сидит с короной на голове на троне.

Огромный дворец напоминал полдюжины просторных теремов, неумело соединенных в одно целое. Сотни огромных комнат с разновысокими потолками бестолково соединялись в бесконечные анфилады, изогнутые и запутанные. Снаружи к ним подсоединялись темные комнаты, кладовки, пристройки непонятного назначения.

Во внутренний двор спускались беспорядочно лестницы. С деревянными полусгнившими ступенями, шаткими перилами. На перилах сушилось белье. Во дворе сильно пахло кислой овчиной, худые псы с поджатыми животами дрались за кости, бегали за рабочими кухонь, когда те выносили ведра с помоями.

Внизу на кузнях постоянно кипели котлы. Еду варили для слуг и собак, тех и других было не счесть, вряд ли сам управляющий помнил всех. Запах помоев смешивался с запахом горящих свечей, те расточительно горели во всех комнатах.

Работа кипела во всех дворах замка. В ворота заезжали грубо сколоченные подводы с битыми оленями, лосями, козами, кабанами. Везли горы птицы, как дикой, так и домашней. Сладко пахло дымом, из коптилен доносился запахи мяса — заготавливали на вишневых ветках, сливовых, грушевых.

Подвалы были забиты солониной, мешками с мукой и зерном, солью. Постоянно сквозь ветхую крышу кузни поднимался дым и проскакивали искры: оружие нужно не только чинить, но и ковать новое. Для себя, своих людей, союзников, а что останется — для продажи. На оружии можно заработать больше, чем на продаже мяса и хлеба.

Томас дивился, где же пир, калика молча провел через эти дворы, которые назвал задними, на другую сторону терема.

Столы и скамьи были выставлены во двор, за ворота на улицу и даже на близлежащую площадь. Томас хотел было пристроиться за одним столом, где кувшины с вином были редкой работы, будто подняли со дна моря затопленный торговый корабль Александра Македонского, но калика толкнул в бок.

— Воровать, так золотую гору, а... гм... Словом, проходи дальше, там дешевле.

— Зачем мне дешевле? — буркнул Томас подозрительно.

— Ну дороже.

Если на улице пировал и веселился народ простой, то во дворе столы были уставлены куда богаче, но и пировал там народ степенный, осанистый, одетый богаче.

А перед самым входом в терем на невысоком помосте, сбитом для пира, стояли три длинных стола. За ним пировали грузные бородатые мужчины, некоторые в кольчугах. Томас заметил на поясах широкие ножи как для разделки рыбы.

Князь сидел во главе центрального стола, такой же грузный, медведистый, но в черных, как воронье крыло, волосах блестели серебряные пряди. Глаза его были острые, хищные, но на широком лице была ласковая усмешка. Несмотря на теплый день, он был в тяжелой дорогой шубе, которую калика называл не то охабнем, не то плохабнем, но шуба лишь лежала на широких плечах, а сильные руки князя покоились на столе, голые до локтей, с темными, как у медведя, волосами.

Томас привычно миновал столы, где пировал пусть не самый простой люд, но все же не благородные воины за отвоевание гроба Христова. Олег же ухватил за плечо.

— Постой, милок. Никак, к самому князю направился?

Томас выпятил грудь.

— А как иначе? Неужто доблестный рыцарь недостоин сидеть за одним столом с мелким языческим князьком?

— Каких пруд пруди, — согласился калика. — Но учти, знатность рода здесь мало бдят. Хотя, если по-чести, то во дворе, а не только за столом князя, есть и Рюриковичи, и Олеговичи, и Славеничи, и даже Скифичи... Есть и прямые потомки Вандала, Гота, Кия! Ну и что? Боги, потрудившись над героями, иной раз отдыхают на их детях. Потому князь прислушивается к самим героям, а не к их семени.

— За его столом герои?

— За его столом старшие дружинники. То-есть бояре и начальники дружин. Кто своим умом, силой да отвагой выбился из серости в яркость. Стол у князя не круглый, иначе до середины не дотянуться, но все одно никто никому рта не затыкает. Как, готов?

Томас замедлил шаги, подумал. Тряхнул русыми кудрями.

— Почему нет?

Олег, посмеиваясь, кивнул Яре, вдвоем пошли за Томасом. Тот шагал надменный, гордо выпятив грудь и выдвинув челюсть. Синие глаза смотрели вызывающе. Шаг был широкий, но неспешный.

Разговоры за столом умолкли, глаза всех были на приближающемся рыцаре. Доспехи блестели, на поясе болтался длинный узкий кинжал. На левом плече металл блестел особенно ярко: отполировала перевязь с двуручным рыцарским мечом. Шпоры на сапогах легонько, но тоже вызывающе позвякивали. За ним волочился длинный белый плащ с огромным красным крестом.