Юрий Никитин - Семеро Тайных

— Не знаю, — ответил Олег подавленно. — Ничего не знаю... Когда мы вышли из Леса, было все просто: дают — бери, а бьют — беги...

Колоксай нахмурился:

— Беги?

— Ну да. На того, кто бьет. А едва его... Ну, чтобы больше не замахивался, как кто-то еще выпрыгивает! Размажешь по стенам... или разбрызгаешь по пескам, если на знойном юге, как тут же еще гавкнут под руку... Сейчас же, когда ни друзей, ни врагов... живых, разумеется, ибо с той стороны двери преисподней меня ждет огро-о-о-о-омная толпа — то сейчас страшно и одиноко, как будто голый стоишь на вершине самой высокой горы, ветер холодный и злой, а у тебя одна ступня висит в воздухе... Я пробовал уйти в пещеры! Несколько лет углублялся в себя, искал Истину... дурак набитый, какая истина может быть в душе двадцатилетнего, если ее не знают мудрецы и в сто лет? Сейчас вышел только для того, чтобы хоть что-то, хоть как-то...

Колоксай спросил осторожно:

— А какова твоя цель вообще? Если не считать этого бреда о всеобщем счастье? Что ты хочешь, если не подобрать себе какое-нибудь королевство?.. И стать в нем королем?

Олег ответил сумрачно:

— Нет, что ты... Я на своем веку насмотрелся на эти королевства, царства, каганства... Я в самом деле хочу, чтобы на земле правил не кулак. Для того подумываю, как бы собрать самых могучих чародеев, создать власть умных...

Колоксай удивился:

— Когда ты говорил об этом колдунье, я думал, ты ей просто голову морочишь!

— Почему?

— А потому, что дурь. Сейчас же тот, у кого в кулаке меч, нападет на того, у кого книга!

— На всей земле установить власть умных, — объяснил Олег кротко. — Во всех странах, языцях, ойкуменах и в заморье. Ведь чародеи... я говорю не о деревенских колдунах, что не умнее коров, которых лечат... настоящие чародеи могут общаться друг с другом, не покидая своих нор.

Колоксай удивился:

— А наш жил в высокой башне! Да и эта... с коричневыми глазами, тоже в башне. Когда я коня стаскивал по ступенькам, поверишь, только тогда рассмотрел, как высоко нас занесло!

— Да, — согласился Олег. — Это был первый случай, когда вниз оказалось труднее, чем наверх... Понимаешь, если прийти к согласию, как строить жизнь на всем белом свете, то разом прекратились бы войны, смертоубийства, дурости...

Колоксай поерзал в седле. Тень первых деревьев упала на их головы. Кони переглянулись и так же мерно затрусили в сторону прохлады, где угадывался лесной ручеек.

— Да, — проговорил Колоксай, голос его был странным, — ты вышел из Леса, чтобы свершить действительно хоть что-то, хоть как-то... Что там захватывать королевства перед твоим «хоть что-то». Я боюсь и представить, если захочешь больше, чем хоть что-то!

Олег сказал кротко:

— Разве я хочу так уж много?

Кони разом остановились у ручейка. Олег соскочил, движением длани возжег костер, дунул, плюнул, пошептал, на траве развернулась чистая белоснежная скатерть. Колоксай не успел стреножить коней, как на белом возникли изысканные яства, запахло сдобными пирогами, вареной рыбой, но все перебивал мощный запах жареного мяса.

Начиная привыкать к такой магии, — человек ко всему привыкает, — рискнул поинтересоваться:

— Скатерть-самобранка?

— Откуда? — удивился Олег. — Разве она существует?

— Мне няня рассказывала...

— Брехня, — отрезал Олег уверенно. — Нянькины сказки для детей и дураков. Ничто из ничего не берется! Что появилось здесь, то исчезло где-то. Этот закон не обойдет никакой маг.

Колоксай сел у костра, блюдо с крохотными жареными птичками поднял уже без опаски:

— Да, теперь вижу, что лучше грабить богатых, чем бедных.

— Лучше, — согласился Олег. — К тому же сам себя не чувствуешь свиньей. Да и поддержка от народа...

Народ быстро и хищно бросал обжаренных перепелок в широкий рот, с хрустом сжевывал, мелкие косточки сперва выплевывал, потом, увлекшись, глотал все, ибо незнаемый властитель жарил совсем птенчиков с такими нежными косточками, что и не косточки вовсе, а хрящики, нежнейшее мясо же просто тает во рту, зубы не успевают сомкнуться...

— И что ты ищешь, выйдя из Леса?

— Подсказки, — ответил Олег просто. — Когда сам не можешь, бывает так, что круглый дурак ляпнет либо в самую точку, либо, возмутившись, говоришь: с ума рухнул? Не так, а вот так и так... Глядишь, и додумаешься с помощью дурня.

Народ, а теперь еще и помощник, который помогает додумываться, кивал, соглашался, ибо перепелки появились и на другом блюде, а затем их раздвинул, как большой корабль раздвигает лодки, откормленный гусь. Брюхо лопнуло, с облаком пахучего пара выдвинулись обжаренные тушки совсем крохотных птичек, не крупнее орехов, словно жарили новорожденных птенцов.

Красноголовый отодвинул блюдо раньше, чем челюсти Колоксая заработали в полную мощь. Тот наблюдал краем глаза, как волхв насыщается, снова подивился, что человек с такими звериными повадками стал не воином, для стаза которых просто рожден, а как больной или увечный отправился искать Истину. Даже у ручья, готовясь напиться, пал на четвереньки, явно собираясь сунуть рыло в воду, но в последний момент будто вспомнил, что он уже человек, стал на колени и зачерпнул ладонями.

— Да, — промычал Колоксай с набитым ртом, — жизнь, как этот ручей...

Олег поднял из ладоней ковшиком мокрое лицо:

— Почему?

— Откуда я знаю? — удивился Колоксай. — Я что, мудрец?

Олег поплескал холодной водой в лицо. Красные волосы на лбу прилипли, а на затылке торчали таким жутким гребнем, что даже конь шарахнулся. Олег положил ладони на седло, задумался. Конь и Колоксай застыли в надежде, что волхв одумается, мыслить лучше неспешно на боку у костерка, вернется, но послышался вздох, мелькнули красные волосы, волхв взлетел на конскую спину, теперь уже вздохнул конь, а за ним вздохнули горестно белый жеребец и Колоксай.

Земля откликнулась стуком под конскими копытами. Небо на востоке стало оранжевым, цвета расплавленного золота. Сперва грозно блистало, как огромный щит, разгорались и медленно тускнели узкие, как клинки, полосы, что пересекали половину неба, а когда Колоксай повернулся в седле, по всему телу пробежала дрожь.

Назападеполовину небесного свода залило оранжево-багровым, пурпурным, и только узкие клинки с восточной половины просекали его трепещущую плоть. Устрашенный Колоксай рассмотрел на клинках закипающие капли крови то ли богов, то ли самого неба. Эти страшные капли сползали по стенкам небосвода, виднокрай уже потемнел и набух от крови. Там поднимался красный туман, словно переполненная кровью земля уже не принимала больше.

— Что это означает? — воскликнул он дрогнувшим голосом.

Олег ехал погруженный в думы, конь сам выбирал дорогу. Колоксай повторил вопрос, Олег покосился по сторонам: