Юрий Никитин - Откровение

— У них же по четыре крыла, — усомнился Олег. — А у архангелов — по шесть. Как летают, непонятно. Уроды, наверное.

Томас мгновенно вскипел:

— Сэр калика! Я попрошу...

— Да чего там, — отмахнулся Олег. — Ведь когда твой бог создал человека, он велел всем ангелам поклониться тому, созданному... Значит, мы выше ангелов.

— Сэр калика, — сказал Томас раздраженно, — если и есть люди выше, то это, скажем, Яра, или мой дядя... Но ты при чем?

Олег удивился:

— Разве в вашем писании не сказано, что мы... по образу и подобию?.. Даже не ангелов, а того... как говорит Сатана, бородатого?

Томасу от неслыханного святотатства перехватило дыхание. Он только каркнул сипло:

— Да как ты... как ты сме... сме... Нет, ты понимаешь, что речешь? Господь — это сама святость!..

— Ты тоже святость, — ответил Олег, — местами. А местами... не совсем. Местами же совсем не святость. И есть в тебе места... даже пятнышки, которым сам Сатана позавидует. Что значит творение пошло дальше творца!..

Томас краснел, бледнел, покрылся пятнами, но от возмущения не мог найти слов, чтобы сразить язычника враз и наповал, а Олег внезапно насторожился, его широкая длань как тяжелая балка пригнула рыцаря.

Далеко впереди по воздуху летели два ангела. Их четыре крыла часто били по воздуху, ангелы не плыли, как ожидал Томас, и даже не летели, как летят, скажем, гуси: их дергало из стороны в сторону. Томасу они напомнили беззаботных мотыльков с их дерганным полетом, и еще подумал, что летящих гусей дракон переловит с легкостью, а с такими вот наверняка промахнется. Если же ангел пролетит над землей, то Змей Горыныч может убиться вовсе.

— Христианские или исламские? — спросил Олег напряженно, — Или монофизитские?..

— Я не вижу гербов, — ответил Томас раздраженно. — Как иначе узнать кто есть кто?

— Смотри, — предостерег Олег. — Как будешь драться?

— Но ангелы же бесплотны... И незримы!

— Тогда не смогут нам вредить, — ответил Олег, тяжело дыша. — А захотят, придется воплотиться в материальное. Как у тебя с кулаками?

— Еще не отбил...

— Вот и хорошо. Сразу лупи по голове. Имя не спрашивай.

— Нужны мне их имена!

— И гербы не спрашивай, — поправился Олег. — Девизы тоже. Пока будешь рассматривать так ли задран хвост у льва... Словом, сперва лупи, а потом смотри.

Томас ответил без колебаний, и калика понял, что решение рыцаря окончательное и бесповоротное:

— Нет! Я не смогу поднять руку на посланцев Верховного Сюзерена. Я хочу найти и освободить Ярославу. Если надо, то и на колени встану, буду просить... даже молитвы выучу... дьявол их... ибо мне без Яры не жить! А встать на колени перед ангелами, ликами Божьими, не позорно даже для рыцаря... Правда, я король... Что ж, думаю, не позорно даже для императора!

Он глядел с вызовом, но калика лишь развел руками. Томас пригнулся ниже, ибо ангелы направлялись в их сторону. Олег даже дыхание затаил. Кусты сомкнулись над их спинами, но он страшился, что блеск металлических доспехов увидят и сквозь зеленые ветви.

Хлопанье крыльев стало громче. Сверху обрушилась тугая волна воздуха. Кусты зашевелились, открывая их обоих. Олег сжал посох, начал подниматься, уже готовый для боя... Две белых фигуры летели над верхушками кустов тяжело, но главное — миновали, не рассмотрели. Томас тоже вскочил испуганный, не верящий, глаза сияли радостью, но вдруг потянул благородным носом, поморщился:

— И здесь чесноком воняет!

— Это и понятно, — хмыкнул Олег. — В аду еще не притерпелся?

— То в аду! Черт, неужто и здесь одни иудеи?..

— Ну и что? — удивился калика. — У тебя ж ихняя вера.

— Да как-то... Там, на земле, не больно их встречаешь, разве что когда деньги понадобятся, а тут без их слова шагу, как видно, не ступить. В аду одни иудеи, здесь... И держатся как важно! Гордые. Такие не кланяются, верно? А мне хоть и святой Петр, но все же я рыцарь, а он — иудей! А это даже меньше, чем простолюдин.

— Да, — сказал Олег серьезно, — тебя ждет жизнь веселая.

— Почему?

— Да твой бог тоже... того...

Томас сказал с неудовольствием:

— Сэр калика, как ты умеешь выдумывать неприятные вещи! То сомневаешься в непорочности Пречистой Девы, то тебе мерещится, что Господь был иудеем...

Олег засмеялся, но смех Томасу показался горьким. Он спросил настороженно:

— Ты чего?

— Да так, вспомнил... Приходит старый иудей к ребе, говорит с мольбой: что делать, помоги! Мой сын стал христианином! Ну, ребе задумался, отвечает: трудный вопрос. Приди завтра, я переговорю с Яхве. Старик едва дождался утра, прибегает: ну что, кричит, говорил? Говорил, отвечает ребе. И что ответил? Ребе развел руками: говорит, ничем не может помочь. У него, поверишь ли, та же беда.

Томас долго думал, переваривал, наконец просиял:

— Значит, став христианином, Сын Божий перестал быть иудеем?

Олег взглянул на него странно и даже с некоторой долей уважения:

— По крайней мере так было задумано.

Долго пробирались молча, затаивались. Вечно цветущие розы пахли одуряюще, в огромных цветах копошились насекомые, собирая пыльцу. Олег заметил и указал с ехидцей Томасу, что пыльцу не переносят с цветка на цветок, ибо опыление — то же плотское совокупление. А здесь, видать, плотские утехи недопустимы даже для растений.

Томас сказал жалким голосом:

— Сэр калика, Олег... Я понимаю, у тебя за душой нет ничего святого, потому так изгаляешься. Но это же мой рай, не хвост собачий! Я не смогу здесь идти такой свиньей, как идешь ты, не могу поднять руки на светлого ангела, посланца Божьего! Если бы, скажем, ангелы ислама или бондизма, то вот мой меч... теперь мой!.. но это те, которым ежедневно возношу... ну, должен возносить молитвы и просьбы, когда не в походе. Не скаль зубы, мерзкий язычник! Я все время в походе, даже когда в родном замке.

— Ладно-ладно, — согласился Олег поспешно. — Это я понимаю. Как я в походе, если даже в пещере.

Томас бросил подозрительный взгляд, полный предупредительного гнева, но калика был серьезен. На самом деле серьезен. А не нагло прикидывается, зеленые глаза обшаривают деревья далеко впереди, а уши шевелятся как у волка, и даже, как почудилось Томасу, вытягиваются и загибаются воронками.

Воздух был холодный, резкий, с запахом и вкусом соленой рыбы. Издали доносился тяжелый грохот, каменистая земля слегка вздрагивала. Олег не сбавлял бег, грохот становился мощнее, Томас ощутил на губах привкус соли.

Впереди выступили из серого сумрака темные суровые скалы. Огромные мрачные волны с грохотом обрушивались на каменную стену, Томас чувствовал немыслимую тяжесть водной массы. Земля вздрагивала от удара, волны с оглушительным грохотом разбивались, брызги взлетали вверх как искры из костра. Скалы снова застывали, мрачные, влажные, в клочьях быстро тающей пены, а седые волны с ворчанием отползали, уступая место другим, что угрюмо и грозно вздымались вдали, нагнетали валы, тяжело и угрожающе шли на приступ.