Юрий Никитин - Изгой

Ковакко сказал успокаивающе:

— Тише-тише! Не все так, как вам чудится. Простые люди ведут себя иной раз... очень странно. Вы никогда не поверите, что сказал Колоксай! Повредился ли он умом в подземном мире, какое-то заклятие на нем или еще что, но... не плюйте на меня, это правда — Колоксай заявил, что отказывается от мести.

Тихонько охнула Миш. Маги молчали, ошарашенные, Беркут наконец громко хмыкнул:

— Так ему и поверят! Да после того, как он побродил столько лет в подземном мире...

— Поверят, — огрызнулся Ковакко. — Это тебе бы только нарушать клятвы! А Колоксай — благородный воин. Для него подобная верность слову — это свято. Если он сказал прилюдно... а лазутчики клялись, что он сказал и повторил не раз в присутствии многих людей. Так что он сказал то, что намерен выполнить.

Беркут сказал скептически:

— Но выполнит ли? Что-то не верится.

— Выполнит, — буркнул Ковакко угрюмо. — Иначе бы не говорил. Он почему-то твердо убежден, что мстить не будет. Более того, он заявил опять же при всех, что сам был виноват. И что он получил сполна за свое вероломство.

Миш медленно поднялась, по ее бледному лицу покатились крупные блестящие слезы. Глаза сверкали как звезды. В них было то странное выражение, которое Хакама назвала бы... если бы не испугалась этого слова и не сказала резко:

— Да, он был вероломен и был убит справедливо! Хорошо, если он хоть в чем-то осознал свою подлость. Но мы отвлеклись. Почему не хочет идти мстить его сын Скиф? Ведь он только и мечтал, чтобы добраться до родной матери и срубить ей голову!

Миш опустилась на сиденье. На бледном лице глаза все еще сияли как звезды, но на щеках заблестели мокрые дорожки. Слезы катились непрерывно, срывались с подбородка мелкими блестящими жемчужинами.

Ковакко покосился на нее, потом взгляд испуганно метнулся к Хакаме, колдун развел короткими ручками:

— Колоксай взял со Скифа слово, что тот мстить не будет. Твердое нерушимое слово. И вдобавок проклял! Что если, мол, сын нарушит слово и убьет свою мать, то сам умрет в тот же день. А утром Колоксая уже в Гелонии не было.

В напряженной тишине Беркут спросил насторо-женно:

— А куда ж он делся?

— Уехал, — огрызнулся Ковакко. — Улетел, исчез!.. Есть много путей исчезнуть из города незаметно. Например, ночью, когда всякие беркуты спят. Правда, они спят и днем.

В зале словно бы похолодало. Беркут недовольно ерзал, недобро поглядывал на болотного колдуна. В тишине раздался прерывающийся голос Миш:

— Куда? Куда он уехал?

— Незнаемо, — ответил Ковакко и снова суетливо развел короткими ручками.

И снова прозвучал злой голос Хакамы:

— Миш!.. Ты говоришь так, будто готова за ним поехать!

Миш выпрямилась, бледная, решительная, но с сияющими глазами:

— Поехать? Побежать!

— Миш, что ты говоришь...

— Хакама, прости, но тебе не понять... Если бы я могла побежать за ним... вымолить у него прощение, то, может быть, все у нас было бы иначе,

Голос ее прерывался, в нем были страх, мольба, стыд, раскаяние. Маги в неловкости отворачивались, старались не встречаться с нею взглядами.

Россоха нарушил молчание тихим покашливанием;

Проговорил негромко:

— А за Колоксаем в самом деле не проследили? Ни наши, ни сами гелоны?

— Нет, — ответил Ковакко.

— Жаль... Это могло быть не просто любопытно. Беркут нахмурился, кивнул:

— Да, ты прав. Колоксай слишком... слишком герой. А герои так просто не уходят. А тем, кто остается, забывать о таких... ушедших, не стоит.

— Полагаешь, что он может прийти за нами? Беркут скривился, этот трус Ковакко чересчур прям, дальше своего объемного живота и трусливого носа не видит и смотреть не хочет.

— Он герой, — напомнил он. — А герои редко поступают как... просто люди.

— И что же?

— А то, — сказал Беркут медленно, словно объяснял деревенскому дурачку, — что пути героев невозможно предугадать, как невозможно и предусмотреть, где появятся, как появятся и с чем появятся!

Он старался не смотреть в сторону Миш, что сперва только выпрямилась при его словах, потом даже приподнялась, и только когда на нее начали оглядываться, опомнилась и села. Но глаза ее стали ее больше, трагичнее, а умоляющее выражение она даже не пыталась скрыть.

Ковакко снова развел ручками, что-то мямлил. Хакама поднялась, хлопнула в ладоши. Голос ее был мягким, мурлыкающим, но теперь в нем сильнее звучали жесткие деловые нотки:

— Увы, на какое-то время мы его потеряли. Так что давайте пока о том, что у нас есть. Итак, в землях Гелона сейчас правит Скиф. При нем Богоборец, о котором известно, что он потерял свою мощь точно так же, как и мы. До этого момента все шло до мелочей точно по звездным картам. Да и сейчас, наверное, идет, это мы что-то не все понимаем. Однако они не собираются идти войной на царство Миш, как мы рассчитывали и к чему подталкивали. Вопрос, что нам предпринять в этом, изменившемся случае?

Маги молчали. Хакама видела, как морщится Россоха, ему вообще не нравится столкновение с Богоборцем, как кривится Беркут, который любит простые решения. Вот если бы Олег поддержал Скифа с его местью, то все было бы просто... В земли Миш попасть не просто, а в единственном горном проходе, ущелье Красного и Черного Меча, нестройное воинство гелонов встретят отборные войска. Какими бы ни были героями эти Богоборец и сам Скиф, но против них выступят тысячи таких же героев.

Хакама сказала задумчиво:

— Если нет вариантов, как заманить их в земли Миш... то придется нам самим идти в Гелонию.

Маги в нерешительности переглядывались. Понятно, в обороне легче всегда. К тому же здесь уже укрепились.

А идти в земли Гелона... Говорят, он крепил свою молодую державу как никто другой. Стены крепки, в подвалах немерено зерна, мяса, а в самой крепости бьют обильные родники, так что воды вдосталь. Короед сказал торопливо:

— Давайте все же искать, как их заманить снова! Это надежнее.

Хакама засмеялась, стараясь как-то поднять упавшее настроение чародеев:

— Конечно, конечно!.. Будем искать. Но мы ограничены во времени.

— Почему?

— Не знаешь? — удивилась Хакама. — Ах да, тебя не было на том... роковом собрании. Или был? Ну, когда создавался этот Совет Семерых Тайных! Словом, Богоборец допустил небольшой промах. В своей самонадеянности он назвал день и час, когда родился! Более того, указал место, где появился на свет. Я тщательно проверила все звездные карты, сопоставила и... все карты говорят, что он погибнет в день Битвы Муравья с Рекой! Я давала проверить свои расчеты Беркуту и Ковакко. Потом меня проверил Россоха, знаток звездного неба. Да, именно в день Битвы Муравья с Рекой прервется жизнь этого человека, которого мы зовем Богоборцем. А что после этого дня... уже полная тьма. Звезды молчат. Возможно, в потусторонний мир не могут смотреть даже звезды.