Юрий Никитин - Гиперборей

Между драккарами на мелководье все еще кипела сеча. Ушкуйники зашли широкой цепью, прижали берсерков Локхида к викингам Сигурда. Трое ушкуйников не спеша принесли луки — один за другим в воду опустились семеро берсерков, утыканных стрелами. Дальше стрелять не решились: воины сшиблись грудь в грудь, падали в обнимку, царапались, кусались. Берсерки почти не обращали внимания на ушкуйников, с лютой злобой бросались на викингов Сигурда.

Локхид сражался, окруженный отборными воинами-зверями. В его руках блестели два меча, широкая грудь окровенилась от мелких порезов. Он выл, скрежетал зубами, часто вскрикивая:

— Сигурд! Сигурд, ты трус!.. Сразись со мной, Сигурд!

Трое воинов наконец пробились через ряды сражающихся, впереди мчался, поднимая брызги, Сигурд. В его глазах была свирепая радость. Он застонал от радости, когда оба сошлись на длину меча.

— Наконец-то, — выдохнул Сигурд. — Я нашел тебя, осквернитель...

— Это я нашел тебя, совратитель!

Они сшиблись, как две скалы. Вокруг в воду падали сраженные воины, стоял сплошной крик, звенело оружие, в ноги тыкались плавающие на волнах трупы, пальцы смертельно раненных пытались ухватиться за ноги живых.

Рюрик и Асмунд азартно вскрикивали, топали, били себя кулаками по бокам. По их возгласам Олег понял, что берсерки Локхида пали все, ушкуйники и викинги Сигурда уже грабят захваченные драккары, а два ярла так же люто бьются на мелководье, то приближаясь к суше, то загоняя друг друга в воду по горло.

Потом награбленное Локхидом добро начали переносить на драккары, кое-что ушкуйники взяли к себе на коч. Ярлы все еще дрались, вокруг них качались на волнах полузатонувшие берсерки, а своих убитых люди Сигурда сносили на головной драккар Локхида. С берега начали таскать сухой хворост.

Наконец с мелководья раздался торжествующий вопль. Рюрик и Асмунд подняли к небу меч и топор, радостно заорали. Судя по всему, Локхид опускался в воду, пораженный насмерть или раненный так, что уже никогда не возьмет в руку меч и даже не поднимет и чашу.

Олег вздохнул, его пальцы в который раз перебирали обереги, останавливаясь на черной рыбке. Это означало гибель на воде, и он пытался мыслью уйти еще дальше, отстраниться, в то время как его душа, связанная невидимыми нитями со всем миром, пыталась предупредить об опасности. В сутолоке дней ее слабый голос не слышишь, лишь во сне иной раз поймешь предостережение, а чтобы услышать наяву, надо прибегать к особому языку волхвов.

Он разжал ладонь. Снова — рыбка, выкрашенная в черный цвет.

Он повернулся к друзьям, поморщился. Ушкуйник сказал, что отсюда всего пять дней ходу... Но где-то на берег уже вышли посланцы Семерых. Если остаться с людьми Сигурда, то погибнут все, включая ушкуйников.

На берегу была устроена короткая тризна. Сигурд, покрытый свежими ранами, веселился, сложил две висы о победе над презренным Локхидом. Ушкуйники пили и веселились без разгула. Буйные по натуре, они выглядели степенными и рассудительными. Награбленное поделили, оба чужих драккара сожгли. Доспехи, содранные с Локхида, Сигурд велел набить соломой, подвесил на мачте, но чучело мешало парусу. Пробовал выставить на носу — получалось, что Локхид и мертвый командует его людьми, а на корме чучело мешало, на него постоянно натыкались. Разозленный Сигурд сбросил за борт, доспехи просвечивали на мелководье остаток дня, пока двое из викингов не вытащили и не разделили между собой дорогое снаряжение погибшего ярла.

— Зачем вам уходить? — удивился Сигурд. — Вы показали себя великими воинами! Часть добычи — ваша. Через пять дней будем в Новгороде, вместе попируем.

— Надо побывать в одной веси, — пояснил Олег. — Малая, неприметная, но там захоронены мои предки... Надо поклониться по дороге.

— Долг есть долг, — рассудил Сигурд. — Мы всем обязаны своим предкам! Они нам дали жизнь — самое ценное из сокровищ. Увидимся в Новгороде! Что выделить из общей добычи?

Рюрик ответил истинно по-княжески:

— Доблестный ярл! Это мы должны заплатить за то, что дал возможность подраться. Неделю в дороге, а мечи в крови врага не купали. Сны глупые снятся, еда не в радость, небо не такое синее...

Викинги радостно заорали, кто-то колотил мечом по щиту, кричали здравицу доблестным попутчикам, предлагали смешать кровь в общей чаше. Сигурд поднял руки, утихомирил крики, сказал торжественно:

— Отныне и довеку мы — ваши братья. В этом мире и в том, куда нас позовет бог после гибели. Нужна будет помощь — только бросьте клич!

Расставшись с викингами, они круто повернули в лес. Рудый первым заметил домики на опушке леса, побывал в веси с позволения князя и пещерника, вернулся с тремя конями. Клялся, что купил недорого, глаза хитро блестели. Олег велел убираться поскорее, подозревая, что недорого может означать на его языке задаром.

Веси были раскиданы близ друг друга, и к концу дня все ехали на конях. Правда, запасных купить не удалось, но теперь и вещей почти не было, разве что турьи шкуры хранили пуще зеницы ока — ночи становились холоднее, к утру земля покрывалась инеем.

На второй день наткнулись на хорошую дорогу, сухую и широкую. До полудня ехали, не слезая с коней. Даже Рюрик повеселел, виден был конец долгого пути. На обед он предложил остановиться близ дороги на широкой поляне, но Олег сказал внезапно:

— Нет, лучше проедем дальше.

Рука Рюрика сразу опустилась на рукоять меча, он спросил настороженно:

— Близко враги?

— Нет, но...

Рюрик озабоченно присвистнул: впереди в двух десятках шагов вдоль дороги торчали из земли человечьи головы. Несколько черных воронов важно ходили среди них, один при виде всадников взлетел на ветку, а самый крупный остался на окровавленной голове. Когти крепко держались за бритую голову, царапали глубоко. Вместо глаз зияли глубокие раны, текла густая темная кровь, застывала на подбородке, впитывалась в землю.

Олег пустил усталого коня рысью. Рюрик приотстал, дожидаясь Умилу и воевод. Головы торчали через пять-шесть шагов, всего семь человек. Олег слышал, как Рюрик спрашивал несчастных, за что закопаны, ответил почему-то Рудый. Рюрик и Асмунд захохотали. Они проехали шагом, не торопя коней. Олег дернул повод, конь охотно остановился, уронил голову почти до земли.

Вдогонку донесся стон:

— Спасите... Боги вам зачтут...

Гульча с сочувствием посмотрела на хмурого Олега, предложила:

— Хочешь, я вернусь и посрубаю им головы?

— Не надо, — ответил Олег через силу. — Если спасать, то всех. Даже варварская правда лучше, чем бесправие.

Их догнал Рудый, похлопывая коня по шее, сказал жизнерадостно:

— Везде свои обычаи! Был на Востоке, тамошних татей цепляют за ребро и вывешивают у городских ворот. С неделю, бывает, висят, орут. А на юге сажают на кол. Тоже не скоро отдают Ящеру душу, успевают убедить всякого, что воровать хоть и очень прибыльно, но все-таки опасно. Вот полянка. Остановимся?