Юрий Никитин - Гиперборей

— Больше не могу... Пустите!

Он полез вверх медленно, Рюрик и Асмунд зло сжимали кулаки. Наконец Рудый исчез за краем стены, Рюрик нащупал в темноте тонкую веревку, подергал — больно выглядела ненадежно, запоздало вспомнил, что пещерник еще тяжелее. Начал карабкаться — там были навязаны толстые узлы, но карабкался медленнее Рудого, дважды срывался, обдирая кожу с ладоней.

Едва перевалил через стену, как от угловой башни послышались шаги. Страж медленно брел по дощатому настилу, кулаки сунул под мышки — холодало. В том месте, где была переброшена веревка, остановился, внимательно всмотрелся вниз, в черноту. Асмунд готов был поклясться, что его не видно, как не видно и тонкой веревки, но страж что-то учуял, не зря остановился, и Асмунд медленно положил ладонь на рукоять топора.

Внезапно рядом с ним застучали частые капли. В лицо брызнуло горячим. Страж мочился долго, откинувшись всем корпусом назад, зевал с жутким завыванием, запрокидывал лицо, подставляя лунному свету. Когда заскрипели доски настила, Асмунд еще долго лежал неподвижно, не смея оторвать лицо от земли. Не поднимаясь, он нащупал веревку, она внезапно ожила, с силой начала выскальзывать из рук. Асмунд вцепился крепче, его потащило наверх, как мешок с отрубями. Он выставил локти, охраняя лицо от ударов о бревна, благословляя пещерника: кто еще догадается втащить его, как подобает воеводе? Если поджарый Рудый едва вскарабкался, то настоящему мужчине, кем, без сомнения, является он, Асмунд, залезть непросто, да и недостойно его звания лезть по стене, подобно мартовскому коту.

Он стукнулся локтями, коленями, наконец сверху ухватили руки, голос Рудого потихоньку произнес совсем близко:

— Смолоду ворона в поднебесьях не летала, не полетит и под старость... Фу, как от кого-то смердит!.. Асмунд, ты без нас не пустил под себя лужу?

Асмунд побрел за маячащей тенью Рудого, ступеньки вели вниз, в еще большую темноту. Повезло, что под стеной остался он, а не дерганый Рудый. Если жаб боится, то тут вообще бы заорал или метнул нож, страж бы завопил в предсмертном крике, ляпнулся бы, как сырое тесто, с такой высоты. Набежали бы всякие, начался бы шум и гам, но он, Асмунд, человек мирный, привык без лишней драки...

— Вперед не суйся, — произнес голос Рудого над самым ухом, — позади не оставайся, в середке не болтайся! Тогда все пойдет хорошо.

Асмунд остановился, пытаясь выполнить все сразу, понял, что все тоже остановились, вслушивались, затаившись в темноте. Они находились внутри двора, в углу между двух стен. Двор был слабо освещен ныряющей в тучах луной и красноватым светом из окон терема. Олег сказал свистящим шепотом:

— Двоим, самым смелым, надо остаться здесь. Возможно, им придется сражаться с целой дружиной, всем войском Твердыни... Пока что старайтесь не выдать себя. Ждите сигнала. Рудый, ты пойдешь со мной.

— Куда угодно от этой вони, — пробормотал Рудый с готовностью.

Асмунд сердито засопел, потребовал сдавленным голосом:

— Почему именно Рудый?

— Нужна лиса, а не лев, — объяснил Олег. — Мы лишь поглазеем, понюхаем.

— Не произноси этого слова, — простонал Рудый. Он зажимал себе нос. — Пойдем. Ну пойдем же!.. Асмунд, насчет глотания жаб по утрам... Можешь завтра утром поймать для меня самую крупную! С бородавками. С перепонками на лапах!

Они исчезли, прошло немало времени, прежде чем Асмунд заподозрил, что его подло надули. Причем кто — святой человек! Он обернулся к князю, тот шепнул успокаивающе:

— Мне кажется, он Рудому не очень доверяет. Потому и старается не спускать с него глаз.

Олег и Рудый долго крались вдоль стены, а когда луна зашла за облачко, перебежали двор. Ворота терема, который Рудый упорно называл на западный лад замком, были заперты на огромный висячий замок. Рудый быстро вытащил крохотный ножик с длинным узким лезвием, сунул в щель, потряс. Дужка сдвинулась и снова застряла в невидимых капканах. Рудый приложил ухо, бережно повертел кончиком лезвия, дужка осталась в петлях массивного засова, а тяжелый замок сорвался вниз.

Олег молниеносно подхватил, положил в сторонке на пол, потянул за ручку. Ржавые петли пронзительно взвизгнули. Рудый мгновенно втянул голову в плечи, как улитка рожки, испуганно процедил сквозь зубы: «Перепороть ключарей...» Олег бочком вдвинулся в щель, и Рудый поспешно проскользнул следом.

Из этих широких сеней две лестницы вели вверх, а на той стороне сеней зияла приоткрытая дверь в узкий коридор. Олег кивнул, и они молча перебежали через сени прямо в коридор.

Там стены быстро сдвинулись, Олег вынужденно пошел боком. Темно, затхло, под ногами похрустывали мелкие косточки. Рудый начал потихоньку ныть: он постоянно слышал гадкие звуки, а гадкие запахи еще чаще.

Олег замедлил шаг, тайный ход медленно повел вверх. Справа доносились голоса, словно бы тайник шел вдоль стен пиршественных палат. Кое-где камни были аккуратно вынуты, дабы смерды Твердислава могли тайком слушать речи подвыпивших воевод и старших дружинников.

Олег на ходу заглядывал в квадратные выемки в стене. Однажды он взял у Рудого ножик, осторожно ткнул острым концом в шероховатую стену. Блеснул красноватый свет, Рудый понял, что стена — не стена, а толстый ковер, прикрывающий вынутую плаху. Через дырочку просматривался уголок зала, залитый багровым светом факелов. Олегу и Рудому после блуждания в темноте они показались нестерпимо яркими.

Олег уже опускал клинышек ковра, когда в палату ворвались, грохоча сапогами, воины с короткими тяжелыми копьями. Двое держали пылающие факелы. Впереди ковылял, сильно хромая, с обнаженным мечом воевода со злым, сдвинутым набок лицом: уродовал огромный распухший кровоподтек всех цветов радуги — глаз заплыл, губы распухли. Рудый с содроганием узнал Листа, злополучного воеводу, который сражался у обрыва.

Лист быстро оглядел зал, прошепелявил:

— Обшарить вше ходы-выходы!.. Осмотреть комнаты. Ешли двеши шаперши — ломайте. Помните, они опашны. Ешли не хотите умереть, шубите их пешвыми. Не пытайтешь обешорушить или вшять в плен — убивайте!

Похоже, вторая половина его зубов осталась у обрыва на невспаханной земле, ожидая весны. Один воин, в полном доспехе и в шлеме, покосился на обезображенное лицо свирепого воеводы, зябко передернул плечами, словно от внезапного северного ветра, сказал нерешительно:

— Они здесь в самом деле?

— Здешь, — гаркнул Лист. Он закашлялся, плюнул на пол темным сгустком. — Я их обезошужил и захватил, но потешял пятнадцать воинов, а в моей дружине были лучшие из лучших! Но эти пшоклятые вше равно ушкольшнули, вовремя для них напали пшоклятые урюпиншы...

— Но почему они здесь?

— Мы захватили их женщин, душак. Они не трушы! Охотники показали, что четвешо вшадников галопом нешлишь в нашу шторону. К тому же я только что обнашужил, что вошота отпешты!