Джон Байлс - Дети Древнего Бога

— И мой отец тоже, — сказала Хикари, — Мне пришлось заботиться о своих младших братьях, после того, как наша мама умерла, а отец постоянно пропадал на работе. Но ваш отец хоть брал вас с собой, в Антарктиду.

— Только однажды, — ответила Мисато, потрогав свой кулон, — Перед самым Вторым Ударом.

— А как вы встретились с Кадзи-сан? — спросила Хикари, чувствуя, что пора сменить тему.

— Нам лучше заняться домашней работой, — сказала Аска, не желающая ничего слышать.

— И я так думаю, — ответила Хикари, — Но это так скучно.

— От скуки не умирают, как всегда говорил мой отец, — сказала Мисато, вставая, — Пойду-ка я разбираться с этим рапортом. Как же он меня достал. За время, потраченное на этот рапорт, уже можно пробежать марафонскую дистанцию, — она подошла к двери, — Кто готовит сегодня вечером?

— Ты, — ответила Аска.

— Хмм. Давненько я не использовала пиво в своей стряпне, — задумчиво произнесла Мисато и вышла из комнаты.

«Лучше бы мне найти, где я пропустила цифру» — подумала Аска.

Раздался скрип металлических петель, и дверь, похожая на люк в переборке корабля распахнулась, ведя в квартиру Рей Аянами. В дверном проеме стояла единственная обитательница этой квартиры, пустым взглядом, смотря внутрь квартиры. Она вошла, механически развернулась и закрыла дверь.

Лампы не горели, только слабый свет проникал сквозь занавески, и тускло пылали красным ее глаза, пока она осматривала комнату.

На кровати лежало множество мягких игрушек, среди них забавно искаженные версии ее самой, Аски и Синдзи. Ее взгляд на миг остановился на этих странных фигурках, затем, направился дальше.

На гвозде, вбитом в стену, висела групповая фотография команды NERV, сделанная во время их пребывания в Диснейленде. Синдзи и Аска стояли по обе стороны от нее, наклонившись к ее плечам. Палец Рей прошелся вдоль трещины на стекле, и она тихо отошла.

В ее голове вертелись обрывки воспоминаний, эхо недавних и далеких событий.

Третье Дитя, Синдзи Икари. (ты прекрасна)

Второе Дитя, Аска Лэнгли. (мы просто…понимаешь… хотели тебя развеселить)

Отражение того, что когда-то случилось, смешивались в ее внутреннем взоре с вездесущими мерцающими красными символами.

На полу лежала пыльная тряпка. Она смотрела на нее некоторое время, потом наклонилась и подобрала. Медленно, плавными кругами, Рей принялась вытирать пол.

Вечер наступил незаметно, и лучи заходящего солнца окрасили бар Джимми в оттенки красного. Вдали, на краю горизонта, в темнеющем небе вспыхнули первые несколько звезд.

Макото был слишком несчастен, чтобы обратить внимание на эту красоту. Вместо этого, он лениво болтал соломинкой в коктейле, рассеянным взглядом скользя по залу. Джимми, бармен, стоял поблизости, полируя пустые стаканы тряпкой.

— Что-то тревожит тебя, а, парень?

Макото медленно кивнул.

— Не возражаешь, если я спрошу? Женщина?

Он поднял глаза на бармена.

— Ага.

— Ах да, вечная загадка человечества. Женщины.

Макото кратко рассмеялся.

— Да, все дело в них. Я думал, что у меня есть шанс с ней, но теперь она трахается с кем-то другим.

Джимми кивнул.

— О, такого рода проблема.

Макото нахмурился и наклонился к Джимми.

— Это еще не все. Она трахается с парнем, который обращается с ней как последней шлюхой, в то время, как я надрываю задницу, лишь бы заставить ее обратить на меня внимание!

Джимми пожал плечами.

— Может, у нее склонность к мазохизму?

Макото снова опустился на свое сидение.

— Хм. Да. Может быть, — он мрачно осмотрелся по сторонам, его взгляд наткнулся на пустую сцену, — А где ваш пианист? Как его там…? «Бадди» что-то там еще?

— О, ты имеешь в виду Нила? Он сказал, что ему пора двигаться дальше. Думаю, ему здесь надоело.

— В самом деле? Эх, жаль, мне в каком-то роде нравился этот парень.

На лице Джимми появилась улыбка, говорившая, что он знает что-то интересное.

— Ну, все не так плохо. Подожди немного и увидишь, кого я нашел взамен.

— Хм?

Словно услышав его слова, авто-жалюзи на окнах затемнили помещение, оставив зал при искусственном освещении, в оттенках синего. Мягкий свет упал на сцену, и на женщину, подошедшую к микрофону.

Первое, на что обратил внимание Макото, были ее глаза. Они, казалось, манили его. Было в них что-то, подобное свету звезд, или светлячкам, что-то, не поддающееся описанию. Ее кожа была загорелой и гладкой, черные волосы змеились вниз длинными роскошными прядями.

Она тепло улыбнулась собравшимся в зале, в то время, как еще один человек занял место за пианино. Макото не был уверен, но ему показалось, что она подмигнула ему.

— Ничего себе. Кто это?

— Она прелесть, не так ли? — спросил Джимми, — Линн Х. Тапароти. Только что из Майями, как она сказала.

— Ты прав, Джимми, чертовски отличная замена.

Макото возвратился к своей выпивке, народ затих. Линн очаровала всех своей завораживающей улыбкой и….

In my eyes, indisposed

In disguise, as no one knows

lies the face, lies the snake

the sun in my disgrace.

Макото застыл с бокалом в руке. Что-то заныло у него внутри.

— Знакомая песня.

— Старая, — сказал Джимми, — «Black Hole Sun», Soundgarden.

— А, старая клубная группа?

— Нет, старая гранж-группа.

— Гранж-группа?

Boiling heat, summer stench

'neath the black the sky looks dead.

— Это была гранж-группа, которая играет в клубах?

— Нет, это была гранж-группа, которая играла гранж.

call my name, through the cream

and I'll hear you scream again.

Макото почесал голову.

— Так, эээ, как же она поет…?

— Должно быть, электронные гитары заменяет фортепьяно.

— Я имел в виду слова песни. Эээ, почему?

Black hole sun, won't you come

and wash away the rain.

— Она говорит, что ей нравится искажать замысел первоисточника, и заставлять его звучать лучше, — ответил Джимми.

Black hole sun

won't you come

won't you come.

— Думаю, завтра вечером она попробует Элвиса в стиле кислотного джаза.

Макото медленно мигнул.

— Ве-е-ерно.

— Что мы делаем на крыше? — спросила Мисато Кадзи.

— Отсюда вид лучше, — ответил он, — Мы можем наблюдать закат солнца.

Он сел недалеко от края, Мисато опустилась рядом с ним. Прохладный ветерок обдувал их, в то время, как солнце исчезало за горами на западе.

— Первый намек на зиму, — сказал он.

— До зимы еще несколько месяцев, — ответила Мисато, взяв его левую руку в свою, — Еще даже не осень. Это просто летний ветерок.

— Равноденствие наступает, и дни становятся короче. Все постепенно движется к концу.

Мисато нахмурилась.

— Обязательно быть таким пессимистом?

— Нет, — он улыбнулся, едва не выведя ее из себя.

— Тогда, прекрати, — сказала она, сдержавшись.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Да, моя леди. Как ты прикажешь.