Олег Верещагин - Скажи миру – «нет!»

Вадим несколько секунд обдумывал сказанное, потом признал:

– Веская причина… Ну что ж, как я понимаю, мы теперь займемся плотницкими работами? Всегда терпеть этого не мог.

– Нет, погодите. – Джек поднял голову от скрещенных под ней рук. – Прежде чем заняться работами, нужно придумать кораблю название и поднять флаг.

– У него есть название, – напомнил я. – «Нидерланд». Так на корме написано.

– Нет. – Джек покачал головой, – название нужно новое, раз корабль потерпел крушение.

Мы с Вадимом переглянулись, и он пожал плечами:

– Ну что же… Я, кстати, давно хотел, чтобы у нас был свой флаг. Чем мы хуже Борислава?

– «Морж», – сказал Вадим.

– О господи, – выдохнул я обреченно.

За последние сорок минут я выслушал около полусотни названий для когга – от элементарного «Быстрый», предложенного Сережкой Лукьянко, до совершенно серьезно выдвинутого Андреем Соколовым «Крылатый мститель». (С отчаяния я чуть не принял «Быстрого»…) Еще меня до глубины души потрясла всеобъемлющесть мировой классической приключенческой литературы. Так, Ясо предложил «Испаньолу», а Анри – «Дункан».

Теперь вот «Морж». Корабль старого Флинта. Приехали.

Самому мне в голову вообще ничего не приходило. Я выслушивал предложения, меланхолично разглаживая на коленях часть большого – метр на два – льняного куска бело-серого цвета, который, как мне объяснил Анри, предназначался для запасного флага. И думал, что бы на нем изобразить.

Соображений на этот счет было негусто.

– «Секрет».

Наступила тишина. Я поднял глаза.

– «Секрет», – повторила Танюшка. – Так назывался бриг Артура Грея в «Алых парусах».

– Чушь какая-то, – буркнул Арнис. Но его никто не поддержал. Все молчали и моргали, вслушиваясь в это слово.

Секрет. Сек-рет . Секрет…

– И песня такая есть, – приободренная этим молчанием, продолжила Танька. И пропела своим красивым голосом: – Большой секрет для маленькой, для маленькой такой компании, для скромной такой компании огромный такой секрет!.. Красиво же!

– Точно, – сказал Вадим. – «Секрет» – это здорово.

– Только не просто «Секрет»! – Я вскинулся, внезапно озаренный. – А… а «Большой Секрет!»

– Он же небольшой, – с сомнением сказал Боже. – В смысле – корабль…

– Да дело не в том, что… – я непривычно для себя запутался в объяснении и разозлился на себя за это неожиданное косноязычие. – Ну, не в размерах, а в том, что большой секрет – для нас! Ясно?!

И неожиданно до меня дошло – они поняли .

И я заулыбался в ответ на это понимание – широко и облегченно… И внезапно мне в голову пришла еще одна мысль – мысль о рисунке на флаге. Шальная. Странная. И даже… даже страшная . Но в то же время – невероятно чарующая и привлекательная.

– Ребята, – я провел ладонью по ткани. – Насчет флага. Я, кажется, придумал.

…– Да ты совсем ку-ку! Свастика!

Как ни странно, но активней всех сопротивлялся нововведению Андрей. Остальные в основном были просто удивлены, а кое-кто (я заметил) явно одобрил мой план нанести на флаг алую свастику с закругленными лопастями – знак с рукояти моего палаша.

– Если кто-то не знает, – вдруг вмешался Джек, все это время сидевший в своей излюбленной позе: нога на ногу, ладонь на колене, – то я сообщаю: свастика – это символ солнечного света и добра. А что до нацистов… Понимаете, сами по себе символы не несут добра или зла. У них есть лишь форма и смысл, а моральными критериями их наделяют люди… Для тупых, – он улыбнулся, – объясняю: свастика красива, а нам под ней достаточно не совершать мерзостей, и все будет в порядке.

На какое-то время настала тишина. Потом Вадим махнул рукой:

– Рисуй!

– Дай лучше я, – предложил Олег Крыгин.

Вообще говоря, я был согласен с Вадимом насчет того, что плотничать – занятие довольно мерзкое. Но большинство наших, как ни странно, моих антипатий не разделяли, и мне уже очень скоро пришлось довольно близко познакомиться с тем, что такое трудовой энтузиазм масс.

Буквально на следующий день после нашего разговора о названии, флаге и прочем началась весна. Классическая южная. Ночью нас всех разбудил жуткий грохот – на Марице взорвало лед. Уже днем из пещеры было страшно выйти – в пойму реки с воем и ревом неслись потоки, равнина до самого леса превратилась в разлив за два-три часа. Арнис с Олегом Крыгиным, ушедшие с утра на охоту, возвращались уже по пояс в воде. Через два дня все вокруг кишело птицей, сводившей нас с ума своим гамом, а по гряде – километрах в четырех на север от пещеры – шли и шли стада копытных. По склонам гряды трусили серые, исхудавшие за зиму стаи волков. Какой-то самодовольный – хотя тоже тощий – медведь под наш хохот и вопли проплыл мимо на здоровенном выворотне, сидя на его «носу» со сложенными на животе лапами. Вадим пошутил, что теперь остается увидеть только деда Мазая, эвакуирующего зайцев.

Деда Мазая мы не увидели, зато здорово беспокоились – не снесло ли наш когг к черту в Средиземку. Выяснилось, что нет, и очень скоро я уже почти огорчился, что он уцелел.

Плотник-то из меня был никакой, это да. Но выяснилось, что для спуска когга на воду нужно копать котлован с отводным каналом.

Естественно, для этого нельзя было отвлекать квалифицированную рабочую силу. И так же естественно, что копать котлован пришлось неквалифицированным нам.

Это было убийство. Правда, песок сам по себе не промерз и копался легко. Но копать его деревянной лопатой – это совершенно новое ощущение. Я думал, что набить мне на руках мозоли – дело практически невозможное. Конечно, таких мозолей, как у Лаури от весла, у меня не было, но попробуйте несколько лет подряд постоянно держать в руке шпагу и убедитесь, что даже уголь, положенный на ладонь, вас не сразу обожжет…

Мозоли появились к вечеру первого дня.

Утром второго дня я подумал, что весьма опрометчиво назвал когг «маленьким». Вы не пробовали вырыть «окопчик» для автопоезда «КамАЗ» самодельной деревянной лопатой?

Не пробуйте. Это долгий и трудный подвиг идиота. Даже если идиотов несколько.

Наши «корабелы» офигели от радости при виде новой игрушки. Михель еще не оклемался толком, но все равно притаскивался на откос, сидел на солнце и временами пытался отдавать распоряжения, из-за чего Иван начинал с ним спорить – сперва тихо и робко, но постепенно переходя на повышенные тона и взаимные обвинения, в результате чего разнимать их приходилось Джеку. Уж он-то самообладания не терял.