Вадим Панов - Красные камни Белого

– Послушай, Куга…

– Эй, на мостике!

Неожиданный вопрос капитана заставил Рыжего вздрогнуть и выругаться:

– Гидратная манявка… Куга, ты помнишь, как обращаться с этой штуковиной?

Он кивнул на переговорную трубу.

– Не мое дело, – буркнула девушка.

– Проклятье!

– Мостик!

Рыжий склонился к трубе и прокричал:

– У нас все в порядке!

– В соседнюю трубу ори, – посоветовал Грозный. – Хотя я рад, что на мостике все хорошо.

Куга злорадно улыбнулась.

– Проклятье! – Рыжий взялся за другую трубу: – Все в порядке!

– Запускаю астринг, – сообщил в ответ Мон. – Да помогут нам Добрые Праведники.

Наиглавнейшая часть цеппеля, сложнейшее устройство, отличающее его от заурядного дирижабля, – астринг целиком изготавливался из астрелия. Из таинственного металла, секретом обработки которого владели только алхимики Герметикона. Уникальные свойства астрелий проявлял при прямом взаимодействии с Философским Кристаллом: слегка нагревался, начинал блестеть и формировал поле, позволяющее астрологу рассматривать далекие звезды, а цеппелю – за минуты преодолевать сводящие с ума расстояния великой Пустоты.

– Запускаю, – негромко повторил Мон, надевая гоглы с толстыми синими стеклами.

«Началось…»

Несмотря на продемонстрированную спутникам уверенность, капитан изрядно нервничал, прекрасно понимая, что не обладает знаниями настоящего астролога. Возможно, ему действительно приходилось управлять астрингом, но сейчас этот опыт помочь не мог, поскольку Мон ничего не помнил. Оставалось рассчитывать на интуицию и верить в себя.

– Добрые Праведники, не оставьте, а? Я знаю, что не лучший на свете олгемен, но ведь все можно поправить, правда? Помогите, и я исправлюсь. Честное слово.

Короткая молитва не особенно помогла – руки капитана по-прежнему дрожали, – но деваться было некуда, и Лео плавно надавил на левую педаль, запустив первый контур астринга. И тихонько выдохнул, услышав знакомое гудение.

Широкая спираль, установленная под самым потолком помещения, заблестела, тараня невидимыми лучами небо, ожили контуры, связывающие ее с «дальним глазом», и в полуметровом ободе, закрепленном напротив кресла астролога, возникло изображение звездного неба.

– Голубой гигант, красный карлик, голубой гигант… – Мон быстро крутил ручки, наводя «глаз» на нужную звезду. – Вот!

В центре обода появился желтый карлик, вокруг которого вращались два спутника. Судя по тому, что приблизить планеты не получалось, система находилась далеко, на самой границе действия астринга. Это был дополнительный риск – придется корректировать курс во время перехода, но в настоящий момент капитана интересовало другое – Сфера Шкуровича. Если она есть, если он увидит ее, сияющую ярче самой звезды, то половина дела, можно сказать, сделана.

– Ну! Пожалуйста…

И четвертая планета, словно услышав мольбу Мона, неохотно показала характерный ореол.

– Есть!

Неуверенность исчезла, страх прошел, и Лео почувствовал азарт.

Сфера находилась на закрытой от «глаза» стороне планеты, время перехода еще не пришло, и следовало решить, что делать: прыгать или выжидать? На одной чаше весов граница чувствительности и отсутствие опыта, на другой – страстное желание уйти, покинуть проклятый Ахадир даже ценой огромного риска.

– Сейчас!

Мон понял, что сумеет. Опасно, конечно, но уходить нужно сейчас, пока видна спасительная планета и тянется к ней серый швартовочный «хвостик».

– Сейчас! – повторил капитан и надавил на вторую педаль. – Давай, давай…

«Хвостик» вцепился в планету. Зарычал основной контур, приводя в действие чудовищные силы, дернулись три больших кольца, установленные в самом центре машины…

Дернулись, и замерли.

– Что?

Лео не сразу понял, что случилось, продолжил давить на педаль и лишь через несколько секунд сообразил, что гудение прекратилось. Могучий астринг лишь вздрогнул, кашлянул, обозначив, что жив, но не проснулся.

А еще через мгновение погас «дальний глаз».

– Нет. – Мон врезал кулаком по подлокотнику кресла. – Нет! Не может быть!

Но все же он был капитаном, опытным, много повидавшим цепарем, а потому сразу понял, что случилось. И на вопрос:

– Лео! Что с машиной?

Ответил хоть и печально, но уверенно:

– Ахадир блокирует работу астринга.

Грозный помолчал и уныло резюмировал:

– Ядреная пришпа.

– Ничего не получилось, – жалобно протянула Привереда. – Ничего не получилось…

– Получилось! – Короткое слово прозвучало радостно.

А еще – горделиво. Почти высокомерно.

– Получилось!

Во второй раз восклицание прозвучало еще более весело, а потому никто не обратил внимания на нотки превосходства – немногочисленные зрители понимали, что она имеет право и на высокомерие, и на гордость.

Потому что у нее получилось.

– Ты молодец.

– Просто молодец?

Что за чушь? Никто на свете не смог бы сделать то же самое. Никто!

Одним не хватило бы воли, другим – смелости. Решимости. Одержимости. Упорства. Чего там еще не хватает неудачникам для достижения цели? Силы? Да, силы.

– Я всегда в тебя верил.

«Всегда ли? Сколько было криков, ругани… Сколько раз ты обзывал меня самыми последними словами… Но ведь получилось! Ты был прав. Не позволял мне опустить руки и отступить… Ты все придумал… Нет!»

– Я старалась.

– Я знаю. И я горд за тебя… За нас!

«Ну почему ты не удержался? Почему добавил это противное «нас»? Нет никаких «нас»! Нет! Ты и понятия не имеешь, чего мне стоила победа, к которой ты желаешь примазаться. Через что я прошла, чем пожертвовала… О каких «нас» ты говоришь?»

– О нас узнает весь Герметикон! Наши имена войдут в историю!

«Тщеславие – вот твое имя. Ты рискнул мной, заставил меня измениться, а теперь хочешь забрать себе всю славу? Для твоих приятелей-снобов из ученого мира я все равно останусь лишь приложением к открытию. Инструментом.

Неважно, что ослепительно красива. Неважно, что умна и талантлива. Неважно, что гипнот. Ничего не важно.

Нет. Не для всех.

Есть человек, который видит меня такой, какая я есть. Принимает меня такой, какая я есть. Любит такой, какая есть. Есть человек, который сделал меня такой, какой я теперь стала, за что я ему безмерно благодарна.

Есть человек, который меня любит.

И это не увлеченный наукой отец.

– Белла, пожалуйста, покажи еще раз! Я хочу насладиться нашим триумфом.

Скоро сюда приедут лысые придурки из пыльных академий. Начнут хлопать папашу по плечу и приговаривать: «Ты этого добился, старый хрыч! Ты сумел!» А он, папаша, будет горделиво стоять в центре толпы, красный от коньяка и раздувшегося самомнения. И скажет, что монография почти готова. Обязательно скажет. И добавит, что неоценимую помощь в исследовании оказала дочь. А лысые и пыльные дружки станут вежливо смотреть сквозь нее. И пробубнят, что девочка должна гордиться своим гениальным отцом…