Гарри Гаррисон - Возвращение в мир смерти

Бруччо поднял над головой жутковатый тускло поблескивающий предмет размером с грецкий орех, но более всего напоминавший морского ежа или игольчатый плод конского каштана.

— Это было у него в голове, прямо в мозгу, — пояснил Бруччо. — Шипы-антеннки и принимают и излучают, а внутри сложнейшая, тончайшая схема. Мы назвали этот прибор регулятором мысли. У Айзона стоит практически такой же. Мы уже посмотрели методом просвечивания. Но прежде чем приступить к операции на мозге твоего отца, Язон, следует очень тщательно поэкспериментировать, как говорится, на менее ценных членах экипажа.

— Фелл жив? — поинтересовалась Мета равнодушно.

— Да, но он в коме.

— И надолго? — спросил Арчи.

— Не знаю. Коматозное состояние может длиться годами. В любом случае рассчитывать на информационную поддержку с его стороны не стоит. Удастся что-нибудь узнать — значит, повезло, а нет — так нет. Разве только Айзон что-нибудь вспомнит. Тека, кстати, считает, что вполне реально собрать прибор, который без хирургического вмешательства просто скомпенсирует влияние на мозг адского регулятора. Это к вопросу об амнезии — можно попытаться открыть новые слои памяти; а уж серьезную операцию лучше, конечно, делать не на «Арго», а дома. Или на какой-нибудь другой цивилизованной планете.

Комплимент, сделанный родному Пирру, получился у Бруччо очень изящным и ненавязчивым. Но Язон, честно говоря, предпочел бы доверить отца врачам «какой-нибудь другой цивилизованной планеты». Однако до решения этого вопроса было еще далеко, и он просто промолчал.

— В общем так, — продолжал Бруччо. -

Смерть Фелла — конечно, не случайность, а самоубийство, но подтолкнул его на этот поступок некий приказ извне или — как вариант — импульс, заранее заложенный в программу регулятора мысли. Фелл был прав, когда еще перед вашим с Метой отлетом отсюда говорил Айзону, что его потеря памяти

— не обычная амнезия, даже вообще не амнезия. Он просто не знал и не мог знать, что это на самом деле. Человек, находящийся под влиянием могучего внешнего фактора, по определению не знает ничего об этом факторе или знает ровно то, что дозволено. Айзон и Фелл оказались превращены кем-то в управляемых индивидов — не в андроидов, не в киборгов, а просто в рабов. Человек, как показала многовековая практика, может быть управляем лишь частично. Полное подчинение свободной воли ведет к неминуемой гибели интеллекта, что прекрасно понимал этот умелец, зашивавший им в голову шипастые регуляторы.

— И все равно это омерзительно! — сказал Арчи.

— Еще бы, — согласился Бруччо спокойно. — Но я не договорил, наверно, самого главного, во всяком случае, для наших технарей. Регуляторы мысли, работая на определенной частоте, входили в жесткий контакт с силовым контуром «Овна», а ведь хранимые в этой конструкции высокие энергии и породили экран вокруг планеты, а вот теперь — вокруг линкора. Кстати, большая загадка — для меня во всяком случае, — почему этот экран не исчезал в отсутствие «Овна». Но так или иначе, друзья, а Фелл бился головой о стенку строго по инструкции.

— И чья же это была инструкция? — спросила Мета, в общем-то вполне понимая, что вопрос прозвучал как риторический.

Брутто и не стал отвечать на него впрямую.

— Надеюсь, Тека доведет до ума свой маленький, но хитрый приборчик мозговой компенсации, тогда мы, глядишь, узнаем что-то новое о начале всей этой истории.

Тека справился с задачей быстро — уже к вечеру того же дня. Чего нельзя было сказать о группе Стэна, бившейся над разгадкой природы экрана. Столь же невелики оказались и успехи Арчи, посвятившего себя целиком расшифровке управляющих программ звездолета «Овен». Так что в конце рабочего дня главным докладчиком в кают-компании оказался Айзон. Теке пришлось начисто выбрить ему голову и нахлобучить специальный шлем с торчащими во все стороны антеннками, а также парой прозрачных трубочек, обеспечивавших непрерывную подачу особого раствора, омывавшего кожу. В общем, не таким уж и маленьким получилось его хитрое устройство.

Айзон в этом экзотическом головном уборе напоминал Язону дикого воина из племени Темучина или какого-нибудь древнего шамана. Он и говоритьто начал, как шаман, пугающе глухим, изменившимся голосом. Даже Мета вздрогнула поначалу от этого утробного бормотания, но потом абсолютно все перестали обращать внимание на форму подачи — главным было содержание.

Айзон начал, разумеется, не с самого начала. Он по-прежнему не знал, на какой планете родился, где учился, кем был воспитан. Он даже не помнил, как познакомился с Нивеллой. Зато теперь он абсолютно точно мог сказать, что пресловутый звездолет «Овен» не был построен специально для них и не работали они испытателями этого экспериментального образца. Они просто совершенно случайно нашли его в космосе. И было их на обычном исследовательском корабле с названием «Пинта» не трое, а шестеро: Айзон, Нивелла, Фелл, Инна, Сулели и Кобальт.

Найденный золотой звездолет представлял огромную ценность. Все они были учеными и поняли это сразу, хотя и далеко не во всем сумели разобраться. Но там было две безусловных вещи, открывавших путь к неисчислимым богатствам и огромной власти: уникальный корпус, защищавший буквально от всего; и потрясающий генератор, работавший как самый настоящий вечный двигатель, то есть неиссякающий источник энергии.

А сама экспедиция в составе шестерых ученых направлялась вообще-то с целью изучения культур обитаемых миров центра Галактики, с целью приобщения их к глобальным проектам, с целью рассмотрения возможного членства в Лиге Миров. Было известно, что упадок сильнее всего коснулся именно центрального региона. Высшее руководство Лиги предполагало рано или поздно заняться этой проблемой, и хотя перед экипажем «Пинты» поставили сугубо научные цели, не исключалась в рамках возможного и миссионерская роль. Во всяком случае все шестеро очень любили порассуждать на тему об искусственном ускорении прогресса на безнадежно отсталых планетах. Но одних прекрасных идей для такого ускорения было, разумеется, недостаточно, а денег у Лиги Миров вечно не хватало.

И вот внезапное богатство свалилось на шестерых человек. Они были друзьями и единомышленниками. Но теперь их мнения относительно дальнейших планов резко разделились. Сулели заявил, что нужно просто плюнуть на все, освоить необитаемую землеподобную планету с обильными месторождениями тяжелых металлов и благополучно сделаться одними из самых богатых людей в Галактике.

Кобальт, настоящий фанатик инженерно-конструкторского дела, настаивал на немедленном возвращении и детальном изучении редкой находки в стационарном техническом центре на родной планете.