Анатолий Ключников - Учебник по химии [СИ]

Один за другим подходили солидные мужчины и усаживались вокруг торжественного ковра. Я говорю «солидные» весьма условно, так как «в низинах» при их виде любой тамошний житель скривится бы презрительно или испуганно: они заходили в папахах, со страшными квадратными бородами, воняющие потом и овчиной, с кинжалами у пояса. Чувствительные барышни и вовсе в обморок попадали бы при виде таких джигитов. Но, так как я родился не барышней, то обращал внимание не на запах, а на их уверенные взгляды, ножны с серебряной чеканкой и кожаные пояса явно ремесленной работы, а не паршивой самоделки из полоски кожи. У них архалыки не были затасканными до дыр и выглядели вполне терпимо.

У большинства вошедших серебро покрывало не только кинжалы, но и легло сединой на их бороды и виски. Однако, до сидевшего старика возрастом никто из них явно не дотягивал. Хотя тот и сидел, как пень, не обращая никакого внимания на вошедших, — тем не менее, в их позах ощущалась определённая почтительность к хозяину сакли. Все прибывшие гости никаких разговоров не начинали, хотя расположились на ковре вполне вольготно и вертели головой, окидывая меня оценивающими взглядами. Я, как ни старался, не мог узнать среди вошедших никого из тех, кто меня пленил, кроме того, что пытался мне зубы заговаривать, стоя возле Чалки. Причём, он оказался явно пониже «званием», так как сел не в общий круг возле ковра, а на кошме, как и я, от меня недалеко. Стало быть, из моих «знакомых» в сакле остался только он, да ещё второй головорез, стоявший за моей спиной, — если только он не подошёл ко мне уже в селении.

Вдруг послышался хруст сломанного дерева. Я невольно заозирался, и только потом сообразил, что это старик сказал только одно слово, подняв свою голову с блеклыми глазами. Уважаемые гости, как по команде, замерли, склонившись, сложив руки крест-накрест на груди так, что пальцы оказались возле плеч. Потом выпрямились, положив ладони на колени.

Старик сказал ещё что-то.

— Как твоё имя? — как ни странно, пленивший меня говорил на вполне приличном божегорском языке, без дурацкого наигранного акцента. Пожалуй, даже лучше меня.

— Вепрь, — ответил я равнодушно.

Старик вновь что-то прохрустел.

— Ты врёшь, шнырга и сын шнырги! — злорадно оповестил меня толмач. — Наш вождь умеет распознавать проклятых лгунов!

Я пожал плечами: подумаешь, великое искусство. Я и сам кое-что умею, так как полковник мне дал несколько уроков такого распознавания.

Между тем вождь о чём-то заговорил с командирами. Похоже, отдал им инициативу допроса, так как снова умолк и, склонив голову, ушёл в свою нирвану, а вопросы мне задавали уже другие люди, из пришедших:

— Что ты делал возле королевского замка?

— Гулял. Дышал свежим воздухом. Врачи сказали, что горный воздух для здоровья очень полезен.

— Издеваешься, шнырга?!!

— А разве в том лесу гулять запрещено?

— Ты кто такой? Те не божегорец. И на нихельца тоже не похож.

— Я — просто человек.

— Ты — вонючий шнырга! Ты — шпион!

— Зачем же спрашиваете, раз и сами всё знаете?

— Кто тебя послал?

— Да никто. Я сам пришёл, — и ведь ни слова тут я не соврал, чем, похоже, обозлил своих врагов до предела. Конечно, за шпиона больше платят, а за одиночку, который сам по себе таскается по горам, много ли премии отвалят? Так, на горбушку хлеба. Из-за этого не имело смысла тащить меня к чёрту на кулички и беспокоить шибко занятого вождя допросами.

Интересно, когда меня начнут бить? Ну, чтобы я назвал себя нихельским шпионом, и меня можно было бы со спокойной совестью продать Его Величеству по сходной цене? До чего же в этом году у меня война плохой получается: получаю то от обыкновенных разбойников, то от дикарей каких-то, а денежек — ни даже паршивой погнутой монетки не перепало, пока что одни только удары получаю.

— Ты врёшь! Ты всё врёшь! Ну, ничего, мы научим тебя любить правду, вонючий шнырга…

И что это они запахом меня попрекают? От самих, можно подумать, разит только одними фиалками. Ну, сейчас начнётся…

Один из горцев что-то решительно сказал, подняв руку ладонью к зрителям. Пару мгновений длилась тишина, которая взорвалась (эко мне словечко-то «химическое» прилипло…) бурным водопадом горячих слов и, похоже, весьма возмущённых. Возмущались горцы явно не мной, а тем, кто это сказал. Сказавший, между тем, сначала отмалчивался, а потом снова упрямо бросил несколько слов, похожих по звучанию на те, первые. Наверное, повторил свою фразу, причём уже повышенным тоном. Джигиты стали всплёскивать руками, как облапошенные на рынке бабы, и, как будто бы, стали готовы даже схватиться за ножи.

Опять послышался хруст сломанного дерева.

Все разом замолчали, а те, что успели вскочить на ноги, послушно плюхнулись на ковёр, повторив жест скрещения рук на груди.

На этот раз старик даже не стал поднимать взгляд. Похоже, и глаза не открывал. Он начал что-то говорить, причём его текст по звучанию очень сильно напоминал пересказ какой-нибудь старой сказки или баллады, как будто уважаемый дедушка назидательно втирает своим малолетним внукам что-то очень и очень важное из истории родного края. Тем не менее, гости очень даже уважительно внимали рассказчику и покорно помалкивали, склонив головы — у нас даже дети зачастую так родителей не слушаются, как слушали эти воины немощного старика.

— Гракхо? — послышался итоговый вопрос-хруст. Ну, вождь сказал что-то вроде такого.

— Гракхо! — покорно отвечали джигиты в один голос, вновь подняв ладони с колен на плечи.

Старик замолчал. Тот гость, что внёс сумятицу в уважаемое собрание, поднялся на ноги, подошёл ко мне, вынул кинжал.

«Это он что, зарезать меня предлагал, как собаку, что ли, не требуя премии?»- метнулась у меня паническая мысль. Подошедший, между тем, быстро разрезал мои путы и кивнул мне на выход:

— Пошли за мной. Я сказал, что ты — мой гость, и тебя теперь никто не имеет права тронуть, пока не убьёт меня.

Я послушно поплёлся за ним следом, опасливо покосившись на сидевших горцев, но они даже не пошелохнулись.

Мы вышли на улицу. Я невольно присвистнул: поселение очень сильно смахивало на самую настоящую крепость, да ещё какую! Его обнесли каменной стеной высотой с человека, чтобы можно было стрелять из лука, стоя в полный рост. Стену эту, правда, выложили без раствора, да только никто же не затащит в такие крутые горы ни стенобойные орудия, ни требушеты, никакая армия: их тут невозможно использовать, — а руками такое заграждение всё равно не опрокинешь. В основании уложили крупные камни (кто и как их только тащил!), а к верхней кромке толщина защиты уменьшалась, т. е. в разрезе стена выглядела бы как трапеция. Она казалась очень старой, так как зазоры меж камнями забились от времени пылью, превратившейся в землю, в которую давно вцепились корнями упрямые травы, рождаясь и умирая между этих валунов и плитняка. Кроме того, сами камни покрылись жёлто-зелёными пятнами мха, казавшегося их древней бородой.