Анатолий Ключников - Учебник по химии [СИ]

— А если твой муж вернётся и узнает — что тогда? — спросил я, когда мы вместе с ней отдыхали на широкой кровати после бурных утех.

— Где же он, муж этот? Когда нихельцы захватили замок, мой отец оставался с нами до самого окончания всех ужасов.

— Может, он убит? Или не смог вовремя пробиться в замок.

— Если погиб, то уже ничто не имеет значения. Если жив и вернётся — что ж, он должен понять, что я вручила настоящему герою достойную награду. На мне держалось всё хозяйство во время осады.

— Ну, может, и поймёт… Тебе виднее.

— Ты знаешь, что я самая счастливая девочка на свете? — спросила она, показывая загадочную улыбку своих губок-бантиков.

— М-м-м-м?

— Сколько у нас в королевстве принцесс, которых бы спасали из замка, а потом спасли ещё раз, уже в замке? А?

— Ну… мало, надо полагать.

Она захихикала, словно и не была мамой троих дворянских детей, а всего лишь озорной служанкой, затащившей в кровать простодушного конюха, и снова начала рисовать пальчиком на моей голой груди непонятные узоры.

— Когда я расскажу всё своей сестре — она умрёт от зависти.

— И про ЭТО… тоже расскажешь?

— Конечно! Вот именно про ЭТО — в первую очередь! Прекрасная принцесса благодарит своего принца-спасителя.

Странно: вообще-то мне казалось, что такими вещами должны хвалиться мужчины, а не женщины, тем более — дамы из высшего света. Оказывается, я не всё знал об этой жизни…

— Я не принц, Принцесса. Я — просто Клёст.

Она стала серьёзной, приподнялась повыше и медленно, значительно провела кончиком пальца сначала по ребру моего носа, потом по жёсткой щетине на верхней губе:

— Запомни, Капитан: для меня ты навсегда останешься ПРИНЦЕМ, самым лучшим в мире принцем. И этого уже ничто не изменит, даже если вся земля перевернётся вверх дном. Тебе понятно это, глупый? — и графиня слегка постучала пальчиком мне по лбу, по небольшому старому шраму от давней царапины.

— Мне всё понятно, Принцесса, — послушно ответил я.

Мда, барышня неизлечимо одержима. Но ведь не жениться же мне на ней, в самом-то деле. А покувыркаться с ней очень даже забавно и приятно, вроде как и в самом деле себя молоденьким принцем ощущаешь.

На другой день мы все видели, как нихельцы сворачивают лагерь и поспешно уходят. Мужиками овладело веселье: кто-то прыгал на парапете, показывая врагам различные неприличные жесты и даже оголённые части тела, кто-то обнимался и даже целовался; крестьяне, не чаявшие выбраться живыми и не пленными, плакали в обнимку друг с другом, размазывая сопли по бородам. Слава богу, Гном был ещё не в том состоянии, чтобы скакать по зубцам крепости, а то ведь мог сделать очень неприличную картину…

Вечером, когда поле перед замком изрядно опустело, нам вынесли вина из графских погребов, и веселье продолжалось до упада. Играли две дудочки и струнная дорба, и народ устроил весёлые пляски вокруг костра, разведённого прямо посреди двора, для ночного освещения. Дурачились малые ребятишки, плясал покрасневший замшелый дедок, белый, как лунь, скрипевший негнувшимися костями; плясали и мы с графиней, ухватившись локтями, разгорячённые старым, густым вином, а потом жадно и страстно целовались в каких-то тёмных коридорах и, конечно, закончив веселье в знакомой кровати так, как и многие парочки в тот радостный день.

До утра вино закончилось, а похмелье — началось. К обеду появился сам хозяин, — жив-здоров, не раненый, только осунувшийся и усталый. Он-то и поведал нам все тонкости этой войны: как и в прошлую, нихельцы оказались под угрозой быть отрезанными от родины. Снабжение их армии отстало, оставшись за Роганой, не сумев выдержать скорость переброски на другую войну почти через всю страну, а в междуречье награбить у крестьян было особо нечего: у них и так изъяли многие запасы, осевшие в нашем замке.

Нихельцы прорвали в нескольких местах линию пограничных заграждений, но всю-то её не уничтожили и теперь рисковали оказаться прижатыми к реке именно там, где она оставалась целой, или к густым зарослям ивняка на берегу. Одним словом, получалась знатная мышеловка, а настроение их командования дополнительно подорвали потери требушетов и батареи баллист. «Волки» доложили, что вражеская армия начала поспешно отступать назад, за Рогану.

Вечером я зашёл к графу и попросил увольнения. Он хмуро кивнул, не поднимая на меня взгляда, и сказал, что подорожную бумагу мне передадут при отъезде.

С графиней я не прощался.

Граф отпустил меня, сами понимаете, безо всякой награды за спасение его замка. Если прикинуть, то, получается, признательность его супруги обошлась мне в такую кругленькую сумму, что можно было оплатить услуги не менее тридцати гулящих девиц. Как минимум. Кажется, я снова оказался недалёким простофилей в этих краях. Мда, прямо хоть и не ходи сюда: никакой выгоды…

Из крепости отпустили большую группу обрадованных мужиков и стражников, в основном, из нашего дистрикта. Ехали весело, говорили громко; я отказался от командования и вручил Гному и Гвоздю их проездные деньги, одним разом. Они их быстро пропили, а потом клянчили у меня на опохмел; я ругался и гнал их взашей. Нет, ну что за люди, а? — ехать верхом не может, лежит, как барин, на телеге (привязанный к задку мерин послушно тащится вослед), стонет на каждой попавшейся кочке, а как кабак увидит — мчится к нему быстрее, чем конь на водопой!

Осень хозяйничала вовсю, поливая нас холодными дождиками каждый день; телеги стали вязнуть, даже пустые. Но мужики готовы были тащить их хоть на руках — лишь бы домой, да скорее к жене под бочок. И поломки чинились подозрительно быстро…

А однажды утром нас спросонья ослепил первый снег. Стояла оглушающая тишина, и кругом всё казалось таким чистым-чистым, что я, наконец-то, поверил, что обошлось, и разрывы «чёртовых котлов» никого в наш мир не впустили. Ну, по крайней мере, не в том количестве, чтобы делать нам конец света.

Я глубоко вздохнул: морозный воздух заполнил грудь, изо рта вырвались клубы пара. Ладно, будем жить дальше.

Мы вернулись в город героями: дежурные стражники махали нам сорванными шлемами, начиная от самых крепостных ворот. Начальник городской стражи сразу поскучнел, взял мою подорожную, бросил на стол, не читая, и отпустил меня кивком головы:

— На службу завтра — как всегда.

— В селе, куда нас послали на сбор, староста — покрыватель разбойников. Разобраться бы надо с одной деревенькой, Вудриверой…

— Разобрались уже, — буркнул начальник. — Две центурии прибыли на эти разборки. Да уж: там оказалось такое, что не приведи Господь. Потом мне голову морочили — куда смотрел, как допустил? А я-то что? — у меня там гарнизона нет, и никогда не держали. Пусть бургомистр и отвечает, что его подчинённые вытворяют…