Гай Кей - Тигана [litres]

– Глупцы! – рявкнул Альберико, впервые выказывая признаки неудовольствия. – Он был нужен мне живым! Они оба были нужны мне живыми!

Солдаты побледнели при виде ярости на его лице.

Затем центр действий переместился в другую часть комнаты.

С животным ревом, в котором смешались ярость и боль, Ньеволе д’Астибар, сам очень крупный человек, сцепил пальцы обеих рук, наподобие молота или булавы, и изо всех сил обрушил их на лицо ближайшего к нему солдата. Этот удар расколол кости, словно дерево. Хлынула кровь, солдат вскрикнул и тяжело осел, привалившись к гробу.

Все с тем же ревом Ньеволе схватил меч своей жертвы.

Он уже выхватил его из ножен и начал поворачиваться для битвы, когда четыре стрелы вонзились в его горло и грудь. На мгновение лицо его обмякло, глаза широко раскрылись, губы расслабились и сложились в мрачную, торжествующую улыбку, потом он соскользнул на пол.

И тогда, именно тогда, когда все глаза были устремлены на упавшего Ньеволе, лорд Скалвайя сделал то, на что не решился никто. Утонувший в кресле, настолько неподвижный, что о нем почти забыли, престарелый патриций твердой рукой поднял свою трость, прицелился прямо в лицо Альберико и нажал на скрытую пружину, спрятанную в ручке.

Это правда, что колдунов невозможно отравить – несложным охранным заклинанием большинство из них овладевает еще в юности. С другой стороны, их, несомненно, можно убить стрелой, или мечом, или другим орудием насильственной смерти. Вот почему подобные вещи были запрещены в установленном радиусе от возможного местонахождения Альберико.

Существует также широко известная истина насчет человека и его богов – будь то Триада у жителей Ладони или разнообразный пантеон, которому поклоняются в Барбадиоре, будь то мать-богиня, или умирающий и воскресающий бог, или повелитель вращающихся звезд, или одна-единственная внушающая благоговение Сила, стоящая над всеми ними, которая, по слухам, обитает в некоем первичном мире, в туманных далях космоса.

Эта простая истина гласит, что смертному не дано понять, почему боги выстраивают события именно так, а не иначе. Почему одни мужчины и женщины гибнут в самом расцвете лет, а другие живут и увядают, превращаясь в собственные тени. Почему добродетель иногда вытаптывают, а зло процветает среди прекрасных садов. Почему случай, простой случай, играет такую подавляющую роль в беге линий жизни и линий людских судеб.

Именно случай спас Альберико из Барбадиора тогда, в то мгновение, когда его имя уже наполовину прозвучало в списке обреченных на смерть. Внимание его охраны было сосредоточено на упавших людях и на сжавшемся в комок, обливающемся кровью Томассо. Никто не удосужился взглянуть на старого, искалеченного вельможу, сидящего в кресле.

И только безжалостная случайность – появление начальника стражи в комнате с той стороны, где сидел Скалвайя, – изменила ход истории на полуострове Ладонь и за его пределами. Какие удручающе ничтожные события измеряют и сокрушают жизни людей!

Разъяренный Альберико повернулся к начальнику стражи, чтобы отдать ему приказ, и заметил поднятую трость и палец Скалвайи, нажавший на пружину. Если бы он смотрел прямо перед собой или повернулся в другую сторону, он бы погиб: заостренное лезвие вонзилось бы в его мозг.

Но он повернулся в сторону Скалвайи, и он был вторым из самых могущественных мастеров магии на Ладони в то время. И, несмотря на это, то, что он сделал, – единственное, что он мог сделать, – потребовало от него всех его сил, и даже больше сил, чем он мог собрать. Не оставалось времени, чтобы произнести заклинание, сделать магический жест. Пружина, несущая смерть, уже была отпущена.

Альберико отпустил силы, которые держали его тело и делали его единым целым.

Томассо не поверил собственным глазам, в ужасе глядя на то, как смертельный снаряд пролетел сквозь туманное пятно вещества в воздухе на том месте, где только что находилась голова Альберико. Острие вонзилось в стену над окном, не причинив никому вреда.

И в то же мгновение, зная, что еще секунда, и будет уже слишком поздно, – что его тело может быть развеяно навсегда, а душа, не живая и не мертвая, останется бессильно стонать в пустыне, подстерегающей тех, кто посмел обратиться к подобному колдовству, – Альберико снова вернул своему телу прежние очертания.

Он уцелел.

С того самого дня веко его правого глаза осталось приспущенным, а физическая сила никогда уже не была прежней. Когда он уставал, его правая нога норовила вывернуться наружу, словно желая вернуть себе странную свободу того мгновенного колдовства. Тогда он хромал почти так же, как Скалвайя.

Глазами, которые еще смутно различали окружающее, Альберико увидел, как голова Скалвайи с гривой седых волос перелетела через комнату и с тошнотворным звуком запрыгала по устеленному тростником полу, снесенная запоздалым ударом меча начальника стражи. Смертоносная трость, сделанная из камней и металлов, неизвестных Альберико, с громким стуком упала на пол. Воздух казался колдуну густым и вязким, неестественно плотным. Он слышал дребезжащий звук собственного дыхания и чувствовал, как ноги дрожат в коленях.

Еще одна секунда пролетела в застывшей, ошеломленной тишине комнаты, и только потом он осмелился хотя бы попытаться заговорить.

– Ты дерьмо, – невнятным, хриплым голосом сказал он бледному как смерть начальнику стражи. – Даже еще хуже. Ты дрянь и ползучая слизь. Ты себя убьешь. Немедленно! – Он говорил, словно выталкивал изо рта забившуюся грязь. С большим трудом ему удалось проглотить слюну.

Делая яростные усилия, чтобы заставить глаза служить ему как следует, он увидел, как расплывающаяся фигура начальника стражи рывками согнулась в поклоне, повернула меч острием к себе и перерезала себе горло быстрым, неровным взмахом. Альберико чувствовал, как в его мозгу кипит и пенится ярость. Он изо всех сил старался остановить параличную дрожь левой руки. И не мог.

В комнате было много мертвецов, и он чуть было не стал одним из них. Он даже чувствовал себя не совсем живым – кажется, его тело собралось в единое целое не совсем в прежнем виде. Ослабевшими пальцами он потер приспущенное веко. Его тошнило, он чувствовал себя больным. Трудно было дышать этим воздухом. Ему необходимо было выйти наружу, прочь из этой внезапной духоты враждебного охотничьего домика.

Все получилось совсем не так, как он ожидал. Только один элемент остался от его первоначальных замыслов. Одно могло еще доставить хоть какое-то удовольствие, немного компенсировать безнадежно испорченный план.

Он медленно повернулся и взглянул на сына Сандре. На любителя мальчиков. И с трудом приподнял уголки губ в улыбке, не зная о том, насколько уродливо он выглядит.