Роберт Джордан - Корона мечей [litres]

Моргейз нахмурилась. Как можно владеть другим человеком? Сюрот уже говорила, что хотела «взять кого-то в собственность». Моргейз знала древний язык, и хотя слово «да'ковале» не было ей знакомо, смысл его она понимала; «да'ковале» означало что-то вроде «тот, кем владеют». Это отвратительно. Ужасно!

– Невероятно, – сухо произнесла она. – Может, мне следует уйти, чтобы не мешать вам восхищаться… танцем?

– Минутку, – сказала Сюрот, с улыбкой глядя на танцующую Теру, на которую Моргейз, напротив, старалась не смотреть. – Все должны сделать свой выбор, как я уже сказала. Прежний король Тарабона выбрал сопротивление – и погиб. Прежняя панарх попала в плен, но отказалась дать клятву. Каждый из нас волею судьбы – или волею императрицы, да живет она вечно, – занимает определенное место в этой жизни. Но те, кто отказывается от уготованного ему места, может быть отброшен и низвергнут, даже на самое дно. Тера явно очень грациозна. Как ни странно, Алвин неплохая наставница. Надеюсь, пройдет не так уж много лет, и Тера обретет истинное мастерство в танцах, используя всю свою грацию. – Теперь улыбка и сверкающий взгляд Сюрот обратились к Моргейз.

В этом взгляде сквозило явное удовлетворение, но почему? Определенно это как-то связано с танцовщицей. Ее имя повторялось так часто, будто имело какое-то особое значение. Но какое?.. Моргейз повернула голову и посмотрела на девушку, которая в этот момент поднялась на цыпочки и медленно вращалась на месте, подняв вверх ладони сложенных и вытянутых рук.

– Это неправда, – тяжело дыша, с трудом выдавила из себя Моргейз. – Нет!

– Тера, – сказала Сюрот, – как тебя звали, прежде чем ты стала моей собственностью? Какой титул ты носила?

Тера застыла, вытянувшись вверх, дрожа и бросая то испуганные взгляды на женщину с резкими чертами лица, Алвин, то совсем уже панические – в них трепетал ни с чем не сравнимый ужас – на Сюрот.

– Теру раньше звали Аматерой, если это угодно верховной леди, – с придыханием произнесла она. – Тера была панархом Тарабона, если это угодно верховной леди.

Чашка выпала из руки Моргейз и вдребезги разбилась об пол, расплескав черный каф. Это неправда! Она никогда не встречалась с Аматерой, но немало слышала о ней. Нет. У многих женщин примерно такого возраста темные глаза и рот с недовольным, обиженным выражением. Пура никогда не была Айз Седай, и эта женщина…

– Танцуй! – рявкнула Алвин, и Тера снова поплыла в танце, больше не глядя ни на Сюрот, ни на остальных.

Кем бы она ни была раньше, не оставалось сомнений, что сейчас ею владело одно желание – не допустить никакой ошибки. Моргейз изо всех сил сражалась с взбунтовавшимся желудком.

Сюрот подошла совсем близко, от ее лица веяло зимним холодом.

– Все оказываются перед выбором, – негромко сказала она. В голосе ее звучала сталь. – Кое-кто из моих пленниц рассказывает, что одно время ты жила в Белой Башне. По закону ни одной марат'дамани не избежать поводка. Но я обещаю, что тебя, в глаза оскорбившую меня, обратившись по имени, и назвавшую ложью мои слова, постигнет другая участь. – Интонация не оставляла сомнений, какую участь она имела в виду. Улыбка, так и не затронувшая глаз, вернулась. – Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор, Моргейз, дашь мне клятву и будешь править Андором именем императрицы, да живет она вечно. – (Сейчас Моргейз впервые была абсолютно уверена в том, что эти слова – чистейшая ложь.) – Я поговорю с тобой снова завтра или, может быть, послезавтра, когда найду время.

Отвернувшись от Моргейз, Сюрот скользнула мимо одинокой танцовщицы к креслу с высокой спинкой. Когда она уселась, изящно расправив свои одежды, Алвин пролаяла снова. Казалось, она просто не умела говорить иначе.

– А теперь все – танец лебедя!

Молодые мужчины и женщины, стоявшие на коленях у стены, вскочили и присоединились к Тере, образовав четкую линию перед креслом Сюрот. Похоже, только лопар еще замечал Моргейз. Она не могла вспомнить, чтобы ей когда-либо за всю ее жизнь так откровенно указали на дверь. Подобрав юбки – а вместе с ними собрав все свое достоинство, – она вышла.

Далеко она, конечно, не ушла. Солдаты в красно-черных доспехах стояли в приемной точно статуи – копья с красно-черными кистями, лакированные шлемы, бесстрастные лица; жесткие глаза холодно глядят из-за жвал чудовищных насекомых. Один воин, чуть выше Моргейз, без единого слова оказался возле ее плеча, отстав на полшага, и сопроводил обратно в ее комнаты. По сторонам двери стояли два вооруженных мечами тарабонца, эти были в стальных кирасах, но с такими же горизонтальными полосами. Они низко поклонились, опустив руки на колени. Заблуждение, что поклон предназначен ей, развеялось, как только ее провожатый впервые открыл рот.

– Служите с честью, – сказал он резким сухим тоном, и тарабонцы выпрямились, даже не взглянув на Моргейз. – Присматривайте за ней! Она не дала клятвы.

Темные глаза, блеснув, на мгновение взглянули на нее поверх кольчужных масок, но легкие поклоны предназначались для шончанина.

Как только дверь у нее за спиной закрылась, Моргейз прислонилась к ней, пытаясь унять водоворот мыслей. Шончан, дамани, императрица, и клятвы, и люди, ставшие собственностью. Лини и Бриане стояли посреди комнаты, глядя на Моргейз.

– Что ты узнала? – спросила Лини таким же терпеливым тоном, каким спрашивала маленькую Моргейз о прочитанной книге.

– Кошмар, безумие… – вздохнула Моргейз. Она вдруг с беспокойством огляделась. – Где… Где мужчины?

Бриане сухим насмешливым тоном ответила на невысказанный вопрос Моргейз:

– Талланвор пошел что-нибудь разузнать. – Она с весьма серьезным видом уперла кулаки в бедра. – Ламгвин пошел с ним, и мастер Гилл тоже. Что вы узнали? Кто эти… шончан ? – Она произнесла незнакомое слово с явным затруднением, нахмурившись. – Мы сами лишь одно это и слышали. – Она делала вид, что не замечает жалящего взгляда Лини. – Что нам теперь делать, Моргейз?

Моргейз прошла между женщинами к ближайшему окну. Не такое узкое, как те, в зале для аудиенций, и до каменной мостовой двора около двадцати футов или чуть больше. Перед Моргейз открылось печальное зрелище – колонна истерзанных мужчин с окровавленными повязками уныло тащилась по двору под присмотром тарабонцев с копьями. Несколько шончан стояли на ближайшей башне, вглядываясь между ее зубцами в даль. На одном был шлем с тремя тонкими перьями. В окне на противоположной стороне двора появилась женщина с вышитой на красном лифе платья молнией, она хмуро смотрела на угодивших в плен белоплащников. Спотыкающихся, неспособных понять, что произошло.

Что им теперь делать? Моргейз ужасала необходимость принять решение. У нее мелькнула мысль, что за долгие последние месяцы любое решение, даже выбор фруктов на завтрак, могло грозить ей бедой. Выбор – так сказала Сюрот. Помогать этим шончан в захвате Андора или… Моргейз поклялась служить Андору, но что она может сделать для него сейчас? Только одно, последнее служение… Показался хвост колонны, за которой шли другие тарабонцы; войдя во двор, они присоединились к своим товарищам. Всего двадцать футов высоты, и Сюрот ничего ей не сможет сделать. Наверно, это трусость, но она уже имела возможность убедиться в своей трусости. Имелось, правда, еще одно соображение – для королевы Андора это не слишком достойная смерть.