Роберт Джордан - Корона мечей [litres]

Больше Мэт ничего толком не успел разглядеть; он обнаружил, что стоит спина к спине с Бергитте, лицом к противникам. Он чувствовал ее движения, слышал ее проклятья, но почти не осознавал всего этого. Мэт знал, что Бергитте сумеет позаботиться о себе, тогда как сам, глядя на двоих оказавшихся перед ним мужчин, сомневался, что это удастся ему. У одного из нападавших, громадного детины с беззубой ухмылкой, была только одна рука и морщинистая впадина на месте левого глаза, но в кулаке он сжимал дубинку длиной не меньше двух футов, окованную железными скобами и утыканную похожими на стальные колючки шипами. Его маленький приятель с хитрой физиономией сохранил оба глаза и несколько зубов. Несмотря на впалые щеки и руки, состоящие, казалось, из одних костей и жил, он двигался точно змея, непрерывно облизывая губы и перекидывая из руки в руку ржавый кинжал. Нож Мэта был покороче, но все же достаточно длинен, чтобы нанести смертельный удар. Мэт взмахивал им в сторону то одного, то другого, и так они, пританцовывая, кружились, выжидая, кто ударит первым.

– Старому Другу это не понравится, Спар, – прорычал тот, что покрупнее, и второй, с хитрой физиономией, рванулся вперед, по-прежнему перебрасывая из руки в руку ржавый клинок.

Нападавший никак не ожидал, что в левой руке Мэта неожиданно появится еще один нож и полоснет его по запястью. Кинжал зазвенел по каменной мостовой, но хитролицый все равно бросился на Мэта. Когда другой нож вошел ему в грудь, он пронзительно взвизгнул, широко распахнув глаза и судорожно обхватив Мэта руками. Усмешка громилы сделалась еще шире, он шагнул вперед, занеся дубину.

Ухмылка исчезла, когда двое нищих с рычанием навалились на него и принялись дубасить.

Удивленно взирая на происходящее, Мэт отпихнул от себя труп хитролицего. На протяжении пятидесяти шагов улица опустела, если не считать участников схватки. Повсюду на мостовой сражались друг с другом нищие, причем, как правило, двое, трое, а иногда и четверо били одного, действуя дубинками и камнями.

Беслан, с окровавленным лицом, ухмыляясь, схватил Мэта за руку:

– Пора убираться отсюда, пусть Братство нищих само заканчивает выяснение отношений. Нет никакой чести в драке с нищими; кроме того, гильдия обычно не оставляет в живых тех, кто к ней примазывается. Держись за мной.

Налесин хмуро посмотрел на Беслана – тайренец тоже явно не считал для себя честью драться с нищими, – а потом перевел взгляд на его друзей. Костюмы у некоторых пострадали, а один потерял маску, и на его лбу был небольшой порез. Однако даже он ухмылялся. Бергитте, насколько мог судить Мэт, не получила ни царапинки, а платье на ней выглядело почти так же, как во дворце. Ее нож исчез; казалось невероятным, что его можно спрятать под перьями, и все же именно так и произошло.

Мэт ничего не имел против того, чтобы убраться подальше, но все же проворчал:

– Нищие всегда так бросаются на людей в этом… этом городе?

Беслану могло не понравиться, если бы Мэт назвал его город проклятым, как вертелось на языке.

Тот в ответ засмеялся:

– Ты – та'верен, Мэт. Вокруг та'верена всегда что-то происходит.

Мэт заскрежетал зубами, постаравшись изобразить на лице улыбку. Будь проклят этот дурак, будь проклят этот город, будь проклято его дурацкое та'веренство! Может, лучше бы нищий добрался до его глотки. Тогда не пришлось бы возвращаться во дворец, где Тайлин снимет с него шкурку, точно со спелой груши. Ха! Неплохая идея. Глядишь, скоро она и вправду начнет называть его своей маленькой грушей. Будь все оно проклято!

На улице между красильней и «Розой Элдара» тоже шлялись гуляки, хотя на них было чуть побольше одежды, чем на тех, которые встречались в центре города. По-видимому, нужно иметь кучу денег, чтобы позволить себе расхаживать почти нагишом. Хотя акробаты, выступавшие на углу около купеческого особняка, были близки к этому – босые мужчины, голые по пояс, в тесных ярких разноцветных штанах, женщины в еще более плотно облегающих штанах и почти прозрачных блузах. У всех в волосах торчали перья, как и у весело подпрыгивающих музыкантов, игравших перед маленьким особняком. Там были женщина с флейтой, еще одна с изогнутой черной трубой, такой длинной, что конец ее опускался чуть не до колен музыкантши, и барабанщик, изо всех сил колотивший своими палочками. Дом, за которым Мэт и остальные собирались наблюдать, выглядел так, будто там все вымерли.

Сегодня чай в «Розе» оказался, как обычно, хуже некуда. И все-таки он был гораздо лучше вина. Налесин налег на кислое местное пиво. Бергитте поблагодарила Мэта неизвестно за что, в ответ он лишь молча пожал плечами; оба усмехнулись, глядя друг на друга поверх чашек. Солнце поднималось все выше. Беслан сидел, качая пятку одного сапога носком другого, а потом наоборот, но его друзья начали проявлять нетерпение, которое не погасили даже постоянные напоминания о том, что Мэт – та'верен. Драку с нищими трудно отнести на счет обычных завихрений вокруг та'верена. Улица была слишком узка, чтобы по ней могла проехать платформа со спектаклем, среди снующих мимо женщин попадалось не так уж много красавиц, и даже лицезрение Бергитте, казалось, наскучило приятелям Беслана, когда стало ясно, что она не склонна проявить интерес к кому-нибудь из них. Наконец они, громко выражая сожаления по поводу того, что Беслан не желает присоединиться к ним, поспешно распрощались и ушли на поиски чего-нибудь повеселее.

Налесин в очередной раз пошел прогуляться по переулку мимо красильни, а Бергитте исчезла в сумрачных глубинах «Розы», чтобы поискать выпить, как она выразилась, чего-нибудь поприличнее.

– Никогда не думал, что Стражи могут одеваться так, как она, – сказал Беслан, снова поменяв ноги.

Мэт удивленно посмотрел на Беслана. Острый у него глаз. Она ведь ни разу не сняла маску. Но главное, что ему неизвестно о…

– Надеюсь, Мэт, ты не разочаруешь мою мать.

Мэт от неожиданности захлебнулся, обрызгав случайных прохожих. Кое-кто из них сердито посмотрел на него, а стройная женщина с очень милой, хотя и небольшой грудью одарила его улыбкой из-под изображающей крапивника голубой маски. Заметив, что он оставил ее улыбку без внимания, она топнула ногой и гордо удалилась. К счастью, никто из прохожих не рассердился настолько, чтобы перейти от возмущенных взглядов к действиям. А может, к несчастью. Сейчас Мэт не обратил бы внимания, даже если бы шесть или восемь человек угрожающе подступили к нему.

– Что ты имеешь в виду? – хрипло спросил Мэт.

Беслан повернул голову и посмотрел на него широко раскрытыми от удивления глазами:

– Как – что? То, что ты ей нравишься, конечно. С чего это ты так покраснел? Сердишься? Почему?.. – Он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и расхохотался. – Ты думаешь, я стану сердиться! Прости, Мэт, я забыл, что ты чужестранец. Мэт, она – моя мать, а не жена. Отец умер десять лет назад, к тому же она всегда говорила, что из-за своих бесконечных дел он уделял ей не слишком много внимания. Если хочешь знать, я даже рад, что она выбрала именно тебя. Ты мне нравишься… Куда ты?