Роберт Джордан - Корона мечей [litres]

Эгвейн шагнула в сторону, снова потирая виски. Без лишнего шума сделать так… В надежде, что в результате Элайда окажется смещена. Не такой уж плохой план, в самом деле; он мог бы даже сработать. Если повезет. Однако на это могли потребоваться годы. И к тому же для большинства сестер в Башне дело обстояло так, что чем дольше они могли не предпринимать вообще никаких шагов, тем лучше. По прошествии достаточного времени они наверняка смогли бы убедить себя и весь мир даже в том, что в Белой Башне никогда не возникало раскола. Ведь похожее уже происходило прежде, и не раз, хотя знали об этом очень немногие. Со временем им, наверно, удалось бы вообще замять дело и «забыть» о нем – будто ничего и не было.

– Зачем нужно было скрывать все это от Совета, Шириам? Ты же не думаешь, что кто-то из них может выдать ваш план Элайде? – На самом деле почти все сестры косились друг на друга, опасаясь, что среди них есть сторонницы Элайды. Отчасти дело наверняка было именно в этом.

– Мать, окажись среди восседающих хотя бы одна сестра, не согласная с нашим планом, вряд ли она сочла бы для себя возможным оставаться восседающей и наверняка покинула бы Совет. К чему нам лишние сложности? – Шириам не то чтобы успокоилась, но в ее голосе появились терпеливые поучающие нотки, которые, как ей казалось, должны произвести впечатление на Эгвейн. Хотя обычно она была более находчива, если хотела сменить тему разговора. – Подозрительность – худшее, с чем мы сейчас сталкиваемся. Никто на самом деле никому не доверяет. Если бы мы могли узнать, как…

– Черная Айя, – негромко перебила ее Суан. – Вот что леденит твою кровь, точно тебе под юбку засунули щуку-серебрянку. Кто может с уверенностью сказать, есть среди нас Черные или нет? И кто может сказать, на что способна Черная сестра?

Шириам бросила на Суан еще один тяжелый взгляд, но спустя мгновение силы, казалось, оставили ее. Точнее, она была все еще напряжена, но что-то в ней изменилось. Взглянув на Эгвейн, она с явной неохотой кивнула. Судя по тому, в какую кислую гримасу сложились ее губы, Шириам и на этот раз попыталась бы увильнуть от ответа, если бы не настойчивость Эгвейн. Теперь уже большинство сестер в лагере верили в существование Черной Айя, но после более чем трех тысяч лет отрицания этого факта сама мысль о Черной Айя у всех вызывала тошноту. Даже уверившись в этом, почти все сестры старались в разговорах обходить болезненную тему.

– Вопрос в том, мать, – продолжала Суан, – что произойдет, когда Совет узнает правду. – Она, казалось, по-прежнему просто размышляла вслух. – Не думаю, чтобы хоть одна восседающая приняла в качестве оправдания то соображение, что ее не поставили в известность, так как она могла оказаться сторонницей Элайды. Или тем более принадлежать к Черной Айя… Да, полагаю, они будут очень недовольны.

Лицо Шириам слегка побледнело. Удивительно, что оно не стало мертвенно-бледным. Недовольны – это еще очень мягко сказано. Да если все выплывет наружу, Шириам столкнется с чем-то гораздо большим, чем недовольство.

Сейчас было самое время развить достигнутое преимущество, но Эгвейн пришел на ум еще один вопрос. Если Шириам и ее подруги отправили в Башню… кого? Не шпионов, нет. Может, хорьков, из тех, которых запускают в дом, где водятся крысы? Если Шириам отправила этих своих хорьков в Белую Башню, может?..

Внезапная резкая боль, возникшая в дальнем уголке сознания, заставила Эгвейн забыть обо всем остальном. Хорошо, что это было не ее собственное ощущение, а лишь отблеск чужого, иначе бы она, наверно, просто оцепенела. Но даже сейчас она вытаращила глаза от шока. Мужчина, который мог направлять Силу, прикоснулся к ошейнику на шее Могидин; никаким другим образом ни один человек вмешаться в эту связь между ними не мог. Эгвейн почувствовала боль Могидин и еще что-то… непонятное. Надежда. А потом все исчезло – и то отражение чужого сознания, и чужие эмоции. Ошейник сняли.

– Я… Мне нужно на свежий воздух, – еле слышно выдавила из себя Эгвейн. Шириам начала подниматься, и Суан тоже, но Эгвейн взмахом руки заставила их остаться на местах. – Нет, я хочу побыть одна, – торопливо добавила она. – Суан, выясни все, что Шириам известно о хорьках… О Свет, то есть о тех десяти сестрах. – Обе уставились на нее, но, благодарение Свету, ни одна не последовала за ней, когда Эгвейн сорвала с крюка фонарь и торопливо выскочила наружу.

Негоже Амерлин бегать, и все же она шла очень быстро, почти бежала, подобрав свободной рукой юбку-штаны. С безоблачного неба лился яркий лунный свет, палатки и повозки были усыпаны серебряными пятнами, резко выделяющимися на фоне густых теней. Большинство людей в лагере уже спали, но тут и там еще мелькали огни потухающих костров. Неподалеку стояли несколько Стражей, болтая со слугами. Слишком много глаз заметили бы, если бы она и в самом деле побежала. Меньше всего ей хотелось, чтобы кто-то предложил ей помощь. Эгвейн почувствовала, что задыхается, но не столько от ходьбы, сколько от тревоги.

Просунув в крошечную палатку Мариган голову и фонарь, Эгвейн обнаружила, что там пусто. Одеяла, которые заменяли тюфяк, были раскиданы, торопливо отброшенные кем-то.

«А если бы она еще была здесь? – в ужасе подумала Эгвейн. – Со снятым ошейником и с тем, кто ее освободил?» Вздрогнув, она медленно выбралась из палатки. У Могидин было много причин не любить ее, причем очень личных, а единственная сестра, способная в одиночку справиться с Отрекшейся – в случае, если она вообще сумела бы обратиться к Истинному Источнику, – находилась в Эбу Дар. Могидин могла убить Эгвейн, и никто не заметил бы этого. Даже если бы какая-то сестра почувствовала, что рядом направляют Силу, это никого бы не удивило. Но хуже того, Могидин могла и не убивать Эгвейн. И никто бы ничего не узнал, пока не выяснилось бы, что обе они исчезли.

– Мать, – взволнованно произнесла у нее за спиной Чеза, – не следует вам выходить ночью на воздух. Ночной воздух вреден. Если вам понадобилась Мариган, послали бы за ней меня.

Эгвейн чуть не подскочила. Она и не заметила, что Чеза идет за ней. Она посмотрела в сторону ближайших костров. Там сидели люди. Конечно, ради компании, а не потому, что замерзли в эту противоестественную жару. Они находились довольно далеко, но, может быть, кто-то заметил мужчину, вошедшего в палатку Мариган? К ней, конечно, мало кто заходил. И среди ее посетителей не было мужчин. Мужчину наверняка заметили бы.

– Думаю, она сбежала, Чеза.

– Зачем? Какая дурная женщина! – воскликнула Чеза. – Я всегда говорила, что у нее подлый рот и змеиные глаза. Сбежать украдкой после того, как вы пожалели и подобрали ее! Она умерла бы с голоду посреди дороги, если бы не вы. Ни капли благодарности!