Роберт Джордан - Корона мечей [litres]

Глубоко вздохнув, Эгвейн сцепила руки на животе, надеясь, что это поможет унять дрожь. Женщины стояли с понурым видом, похоже, их проняло. Эгвейн надеялась, что потупленные глаза, и поникшие плечи, и то, как обе переминаются с ноги на ногу, – все это не притворство. По правилам ей следовало прямо сейчас отправить их к Тиане. На самом деле она понятия не имела, какое наказание полагалось за попытку шантажа Амерлин, но из лагеря их, вне всякого сомнения, вышвырнули бы. В случае с Николь, правда, изгнание было бы отложено – до тех пор, пока ее наставницы не убедятся, что она в достаточной мере умеет направлять, чтобы не причинить вреда ни себе, ни другим, даже невольно. Однако Николь Трихилл, если против нее будет выдвинуто подобное обвинение, никогда не станет Айз Седай. Скорее всего, этим бы дело и ограничилось.

Если не считать того… Любая женщина, выдающая себя за Айз Седай и пойманная на этом, наживет такие неприятности, что и годы спустя будет лить слезы, а если в этом обвиняют принятую, то судьба обыкновенной женщины, оказавшейся на ее месте, покажется ей везением. Конечно, сейчас Найнив и Илэйн ничто не угрожает именно потому, что они сестры. И ей самой тоже. Однако один только шепоток на эту тему может привести к тому, что Совет никогда не признает ее подлинной Амерлин. Так же, как если она по секрету от Совета отправится к Ранду, а потом заявит об этом восседающим в лицо.

Эгвейн не могла допустить, чтобы любая из этой парочки заметила ее сомнения или хотя бы заподозрила о них.

– Я забуду о ваших словах, – резко сказала она. – Но если до меня дойдут слухи об этом, хоть шепоток, от кого бы то ни было… – У Эгвейн вырвался судорожный вздох. Даже если об этом станут кричать, она мало что сможет поделать, но, судя по тому, как обе вздрогнули, ее угрозу они восприняли всерьез. – Отправляйтесь спать, пока я не передумала.

Мгновенно оживившись, Николь и Арейна присели в торопливом реверансе:

– Да, мать… Нет, мать… Как прикажете, мать…

И тут же, оглядываясь на нее, бросились наутек, все быстрее и быстрее, пока не растворились во мраке. Эгвейн заставила себя спокойно оставаться на месте, хотя ей тоже очень хотелось убежать.

В палатке возвращения Эгвейн дожидалась Селейм, худая как вешалка, по-тайренски смуглая и всегда непробиваемо уверенная в своей правоте. Чеза, как обычно, права – она терпеть не могла вздернутого носа Селейм, точно ту постоянно воротило от дурного запаха. С другими служанками Селейм держалась высокомерно, зато с хозяйкой вела себя совершенно иначе. Когда Эгвейн вошла, она, неуклюже растопырив юбки, почти сложилась пополам в таком низком реверансе, что чуть не подмела волосами ковер. Эгвейн еще и шагу ступить не успела, как служанка подскочила к ней и принялась суетливо расстегивать пуговицы, надоедая болтовней. Кроме всего прочего, Селейм была неимоверно глупа.

– Ох, мать, вы снова вышли с непокрытой головой. – (Будто Эгвейн хоть раз надевала расшитые бисером дурацкие чепцы, которые так нравились самой Селейм, или другие, отделанные бархатом, предмет восхищения Мери, или те украшенные перьями шляпки, что обожала Чеза.) – Ну почему? Вы же вся дрожите. Вы не должны выходить на прогулку без шали и зонтика, мать. – Каким образом зонтик мог помешать Эгвейн дрожать? По щекам Селейм тонкими струйками стекал пот, который она все время промакивала носовым платком, тем не менее у нее в голове даже не возникло вопроса, почему дрожит Эгвейн. – И вы ходили одна ночью. Так не годится, мать. Там полно всяких солдат, грубых мужланов. У них нет никакого уважения к женщине, даже к Айз Седай. Мать, вы просто не должны…

Эгвейн позволила служанке раздевать ее, пропуская мимо ушей больше половины глупой болтовни. Запрещать Селейм трещать без умолку бесполезно, это лишь породит обиженные взгляды и оскорбленные вздохи, что еще хуже. В остальном Селейм выполняла свои обязанности со всем возможным усердием, если не считать того, что без толку размахивала руками и то и дело приседала в реверансах. Ее всегда очень волновало, что подумают люди и кто как одет. Казалось просто немыслимым, что можно быть такой дурехой. По понятиям Селейм, только Айз Седай, вельможи и их приближенные слуги могли считаться людьми. Во всяком случае, никто, кроме них, опять же по ее понятиям, не имел в этой жизни никакого значения, никого не следовало принимать в расчет. Эгвейн не могла забыть, кто именно преподнес ей подарочек в виде Селейм, отыскав ее в первом же местечке, где остановилась колонна, точно так же как помнила, кто нашел для нее Мери. Правда, Чеза тоже была «подарком», от Шириам, но Чеза уже не раз доказала свою подлинную преданность Эгвейн.

Эгвейн очень хотелось думать, что дрожь, на которую обратила внимание Селейм, вызвана злостью, и все же она понимала, что душу ее грызет червь страха. Она зашла слишком далеко, и, возможно, придется зайти еще дальше, чтобы не позволить Арейне и Николь ставить ей палки в колеса.

Когда Эгвейн немного успокоилась, до нее стало доходить кое-что из того, о чем болтала служанка. Просунув голову в ворот свежей сорочки, она внимательно взглянула на Селейм:

– Ты что-то сказала об овечьем молоке?

– Ох да, мать. У вас такая нежная кожа! Чтобы сохранить ее, самое лучшее – купаться в овечьем молоке…

Может, Селейм и в самом деле просто дурочка? Не в силах больше выносить болтовню служанки, Эгвейн, не обращая внимания на протесты, выставила ее прочь. Сама расчесала волосы, сама разобрала постель, убрала бесполезный теперь браслет ай'дам в маленькую резную шкатулку из поделочной кости, где хранила свои немногочисленные драгоценности, и погасила светильники. «Все сама, – с иронией подумала девушка, глядя в темноту. – Чего доброго, так с Селейм и Мери припадок случится».

Прежде чем улечься, Эгвейн протянула руку и приоткрыла входной клапан палатки. Снаружи все заливал лунный свет, там царила тишина, нарушаемая лишь криком ночной цапли. Потом этот крик внезапно оборвался, перейдя в пронзительный вой. Наверно, какому-то охотнику повезло. Спустя некоторое время в тени палатки напротив возникло еле заметное движение. Всмотревшись, Эгвейн разглядела что-то похожее на силуэт женщины.

Очень вероятно, что глупая голова не мешает Селейм выполнять свои обязанности, так же как и хмурое, суровое лицо – Мери. Это могла быть любая из них или вообще кто-то другой. Даже Николь или Арейна, хотя вряд ли. Эгвейн с улыбкой отпустила клапан палатки. Пусть следят сколько вздумается. Туда, где она будет этой ночью, никакому наблюдателю не последовать за ней.