Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

– Достаточно, чтобы знать, что те единицы, которые работают с людьми, в свои кланы больше не возвращаются. – Я дернула подбородком, указывая на его лоб. – Как рога потерял?

Тутенг улыбнулся – или нахмурился, с ним сложно понять, честно говоря. Но выражение все равно осталось недовольным.

– Деньги. Как и у всех.

– Продал?

– Можно сказать и так, – он вздохнул, снова выглядывая в окно. – Люди любят убивать друг друга. Но больше всего они любят неравные схватки. Когда у них ни царапины, так легче думать, что их войны – это хорошо. Так что, когда одни решали устроить засаду на других, я показывал им дорогу через дикие места. За металл.

Я поморщилась.

– Империуму?

– И Революции. Несколько раз даже Обители. Мне было без разницы. – Тутенг любовно провел по обрубку пальцем. – Как и моей матери, когда она их срезала и вышвырнула меня за порог. Никто из нас не скажет тебе, имперцы ли, революционеры ли разрушили наш дом, сожгли земли, убили моего племянника. Все, что она видела – это людей. И как я им помогал.

– Звучит жестко.

– Изгнанный из единственного дома, который знаешь, отверженный своим народом, вынужденный работать с теми же существами, из-за которых потерял рога? – Он фыркнул. – Ага. Маленько.

Я помедлила, не уверенная, хочу ли знать ответ.

– Чем Два-Одиноких-Старика тебе платит за все это?

– Многим.

Я пожала плечами.

– Со многим можно многое сделать.

– Можно. Матушка сделает еще больше, впрочем, когда я ей все отправлю.

– Что? На кой ляд тебе это делать?

– Потому что она моя мать. А они – мой народ. А ты – нет. – Тутенг продолжил пялиться в окно, в пустоту, где еще недавно был шеккай. Потом устало вздохнул и зашагал к ступеням. – Больше никого у меня здесь нет. И не будет, когда меня возьмут вороны.

Он помедлил у лестницы, взглянул на меня этими его темными глазами. Глазами, что видели страдание, мне неведомое, особенную боль, что звенела иной песнью, нежели мои шрамы.

– Что у тебя останется, когда тебя возьмут вороны?

Я не знала, как ответить. Когда я на все это подписалась, у меня было столько всего: лучший мир, освобожденный от войны, имена людей, подаривших мне эти шрамы, конец призракам, теням, кошмарам…

Но теперь…

Я просто уронила челюсть, пытаясь найти ответ.

– Шучу. – Тутенг улыбнулся, хлопнул меня по спине и зашагал вниз. – На самом деле мне плевать.

И на этом он меня оставил. Без ответа. Без причины продолжать. Без ничего, кроме одного слова, повисшего тяжестью.

Вороны.

И оно породило мысль.

– Нищий.

Будешь заниматься такими вещами достаточно долго, плохие идеи станут рефлексом. Слово сорвалось с губ, перед глазами вспыхнул образ – попрошайка в лохмотьях, съежившийся в переулке неподалеку от «Жабы», с крупной птицей на голове.

С вороной.

– Чего? – спросил Джеро.

– Нищий, – повторила я. – Которой болтался возле «Жабы». С вороной. Помнишь? – Я подняла взгляд. Мы пробирались по улицам. – Он сидел в точно таком же переулке.

– Ага, он там все время. И что? – Джеро хмыкнул. – Что, думаешь, он подойдет нам больше, чем Урда? – Он сощурился на близнецов, спешащих впереди. – А знаешь…

– Слушай. – Я взяла Джеро за плечи, заставила посмотреть мне в глаза. – Эти чертежи ведь секретные?

– Совершенно секретные.

– То есть за них заплатят кучу денег, верно?

– Да, но…

В его глазах, широко распахнувшихся, я увидела осознание. Он помнил нищего, помнил жирную ворону. Как и я, знал, кто они такие. И понимал, что я сейчас предложу.

– Нет, – голос Джеро стал тихим, встревоженным, глаза скрылись в тенях, когда он наклонился ниже. Заметив, что я собираюсь возразить, он поднял ладонь. – Да, ты права. Этот нищий именно тот, о ком ты думаешь. И нет, мы не станем к нему обращаться.

– У нас нет выбора, – отозвалась я. – Без чертежей нам ни за что не удрать с Реликвией. Сам сказал.

– Сказал, но…

– Ни у кого, кроме них, чертежей быть не может, верно?

– Нет никаких гарантий, что…

– И если мы не попытаемся, то все на хер зря, так?! – рявкнула я. – И весь тот монолог про лучший мир – это просто второсортная опера, м? Без Реликвии мы вернемся прямиком к тому, что было – к убийствам, к бойням, к… к…

«К тому ее взгляду, – просочились мне в голову мысли, которые я не могла изгнать. – Перед тем, как я ушла, чтобы снова убивать».

– К мести? – спросил Джеро.

Я холодно выдохнула.

– И к ней тоже. – Я наклонила голову к плечу. – Так что, Два-Одиноких-Старика их боится, или как?

Лицо Джеро стало непроницаемым.

– Наш покровитель предпочитает, чтобы его имя не упоминали на людях. Он осознавал присутствие лиходеев в этом городе еще до того, как сюда прибыл. Его мнение – и я с ним согласен, – что наша операция и без того сложна, чтобы привлекать к ней смертоносных, жадных воров, которые…

– Которые не мы?

– Которые не знают иной верности, кроме как другим смертоносным, жадным ворам. – Джеро покачал головой. – Должен быть иной выход.

– Он был.

Чуть ниже затылка пробежали мурашки. Такое случалось всякий раз, как меня собирались туда пырнуть. Я шагнула к Джеро, постаралась, чтобы голос зазвучал так же жестко и низко, как удар между ног.

– Мог бы и раскрыть мне план.

Что бы мы там себе ни говорили, чтобы почувствовать себя чем-то бо́льшим, чем просто ходячей кучей зависти и сожалений, почти все, что тебе нужно знать о человеке, ты выяснишь в первые пять минут разговора – а именно, хочет ли он тебя убить, насколько сильно и как скоро.

Джеро был не таков. Тот, кто носит морщинки как шрамы и улыбается так легко, просто обязан хранить массу тайн. Но когда я заговорила с ним так, когда увидела, как дрогнула его легкая улыбка, когда он ответил мне лишь пустым взглядом, я поняла, как он умудрился столько их сохранить.

Он мне не доверял.

Полагаю, удивляться тут нечему – вряд ли тебя поставят во главе секретного налета с целью свергнуть империи, если ты доверишься любому. Но удивительно, впрочем, то, что я ощутила укол боли. И возненавидела себя за него – я занимаюсь всем этим слишком долго, чтобы ждать, что Джеро вот так просто мне доверится.

И слишком, слишком долго, чтобы меня задело обратное.

Но… не знаю, наверное, просто очень уж приятно находиться среди людей, которые не смотрят на меня как на чудовище. Во всяком случае, хоть какое-то время.

– Ты права.

Я моргнула, пораженная. Этого я тоже не ожидала.

– Во всем этом, – Джеро вздохнул. – Мне стоило раскрыть тебе план. И у нас нет другого выхода. – Он глянул на Урду, нахмурился. – Чтобы был хоть какой-то смысл, Урде нужны эти чертежи. Или нечто максимально приближенное.

Джеро снова посмотрел на меня. Без легкой улыбки. Без глубоких морщин. И определенно без доверия.