Sleepy Xoma - Дочь Вороньего Короля

Кэлиста, как и большинство владык, одаривало честью личной беседы далеко не каждого, и было бы непростительно ударить в грязь лицом в таком ответственном деле. К тому же Лариэсу просто в голову не могло прийти, как можно опозориться перед женщиной, которой он обязан буквально всем.

Именно поэтому трех часов едва-едва хватило юноше для того, чтобы принять ванну, побриться, заплести волосы на висках две небольшие косички, привести в порядок ногти, подровнять кисточки на ушах, и, конечно же, подготовить свой роскошный парадный костюм, стоящий, как полный комплект рыцарских доспехов.

Лариэс надевал его едва ли раз в год, предпочитая не особо выдающуюся, зато прочную и надежную одежду, под которой можно спрятать легкую кольчугу, но идти в подобном к королеве было просто верхом неприличия. И вот сейчас, идя в роскошном камзоле, украшенном кружевами, золотой нитью и драгоценными камнями, в тонких парчовых бриджах, в изящных ботинках с серебряными пряжками, надетых на длинные белоснежные чулки, юноша чувствовал себя неуютно.

Пройдя через три поста королевских гвардейцев, подчинявшихся исключительно Щиту королевы — маршалу Дилириса Эварису Пьюрхарту — он оказался перед резными двустворчатыми дверьми, позолоченными и инкрустированными топазами. Юноша еще раз пригладил камзол, проведя подушечкой большого пальца по золотому шитью на обшлаге левого рукава, затем поправил серебряные пуговицы с гербами королевского дома, и, наконец, сделал два шага вперед, чтобы объявить замершему по стойке смирно стражнику:

— Виконт Лариэс Венатский прибыл по приказанию ее величества.

Гвардеец почтительно склонил голову и отворил дверь.

Юноша вздохнул и шагнул внутрь, спиной ощущая, как плавно и тихо сходятся за его спиной створки. Он знал, что позолоченная дверь, далеко не так проста, как кажется. Магия сковывающих, эта таинственная и непонятная сила, дарующая избранным власть над предметами, изрядно поработала над ней, и теперь, насколько Лариэсу было известно, в покои Кэлисты Вентис нельзя было попасть без дозволения королевы.

Внутри царил приятный полумрак, разгоняемый свечами в многочисленных серебряных канделябрах. На улице уже было темно, вечер взял свое, а огромную люстру из горного хрусталя королева по какой-то своей прихоти распорядилась не зажигать.

Он сделал еще несколько шагов вперед и увидел ее величество. Та была одета в декольтированное шелковое платье цвета морской волны. На груди Розы Юга покоилось рубиновое ожерелье, в ушах поблескивали золотые серьги с капельками бриллиантов. Ее величество о чем-то тихо беседовала с Мислией и Таривасом Вентисом — наследным принцем и ее единственным сыном.

Молодой человек был одновременно и похож, и не похож на мать. Походил на нее он лицом: такие же скулы, такой же аккуратный нос, такая же идеально гладкая кожа, такой же разрез глаз и форма ушей. Но и отличия были существенны. Голубые глаза и золотистые волосы наследника резко контрастировали с темно-коричневыми глазами коронованной шатенки. Мужественный волевой подбородок не сильно походил на аккуратный и маленький подбородочек королевы. Но вот что их по-настоящему роднило, так это взгляд: сильный, чуть надменный, полный ощущения собственного превосходства над простыми смертными. Такой взгляд можно было встретить практически у каждого Вентиса и в этом тоже не было ничего удивительного — когда твой род правит страной в качестве избранного Богом монарха вот уже почти шесть сотен лет, поневоле начинаешь ощущать себя чем-то удивительным.

Именно принц первым заметил Лариэса. Он обернулся и широко улыбнулся.

— Лар, привет! А мы тебя ждем, ага.

Щит принца опустился на колено и склонил голову.

— Приветствую ее королевское величество и его высочество. Долгих лет жизни славной правительнице и ее благородному наследнику.

— Поднимись, — услышал он раздраженный голос королевы и мгновенно повиновался.

Медлить, когда Роза Юга, прозванная также Страстной, приказывала, было попросту глупо — королева Дилириса отличалась крайне буйным нравом и полным отсутствием терпения. Впрочем, ее дикий темперамент делал венценосную красавицу еще более популярной среди мужчин. Едва ли не каждый из дворян мечтал о том, что прекраснейшая из женщин Дилириса окажет ему милость и одарит ночью любви. Впрочем, этой высшей награды удостаивались единицы, и вот уже как три года официальным любовником ее величества являлся канцлер и хранитель большой королевской печати герцог Амандус Луций, который, кстати говоря, тоже находился в комнате — Лариэс просто не сразу заметил этого ухоженного длинноволосого мужчину, ведущего свой род от самых благородных патрициев Аэтернума. Он выступил на свет, едва только Лариэс поднял голову, и занял место рядом с ее величеством, приобняв королеву за плечи.

Тот, кто видел канцлера в первый раз, неизменно начинал считать его смазливым красавчиком, добившемся высокого положения через постель, однако такое суждение ни в коей мере не соответствовало действительности. Ее величество возвысила любовника не потому, что тот ублажал ее по ночам и выглядел привлекательно. Она ценила герцога за таланты. А канцлер, надо сказать, действительно, выделялся на фоне прочих. Для начала, он был невероятно умным и деятельным человеком. Его советы всегда были полезны, а суждения — взвешены. Этот мудрец, к тридцати годам знавший десять языков, ведущий переписку с влиятельнейшими людьми мира, и успевший написать два философских трактата, был единственным человеком, способным обуздать дикий нрав ее величества. Она прислушивалась к каждому слову фаворита, позволяя выдающемуся государственному мужу творить историю. И ни разу за последние три года ни королева, ни высшая аристократия Дилириса не пожалели о том, что передали большую печать Амандусу Луцию. Именно канцлер сумел отодвинуть страну от финансовой пропасти, в которой та оказалась после войны Мотыги.

И все же… Все же Лариэс терпеть не мог герцога. Щит принца и сам не понимал, какая же кошка пробежала между ними, но всесильный канцлер не вызывал у него ничего, кроме раздражения, и эти чувства было взаимными. И герцог, и виконт на людях вели себя уважительно и никогда не пакостили друг-другу по-крупному, но это было большее, на что оба соглашались пойти.

Быть может, Лариэс ревновал из-за того влияния, что канцлер оказывал на принца — а его высочество прислушивался к герцогу почти точно также, как и его мать. Быть может, телохранителю претила изворотливость и угодливость третьего человека в государстве. Быть может, ему просто не нравилось лицо канцлера. У юноши отсутствовал ответ на этот вопрос, а если бы и был, то что бы это изменило?