Менна Ван Прааг - Сестры Гримм [litres]

Как-то вечером к королеве снова пришел темный волшебник и напомнил ей о своем предостережении.

– Если ты ее не отпустишь, – сказал он, – она скоро возненавидит тебя.

– Мне все равно, – ответила та, – пусть только останется дома.

– Тогда ты ее больше не любишь, – сказал волшебник.

Королева была потрясена, ведь никакая мать никогда не любила свою дочь больше, чем она, и выставила у башни караулы, чтобы волшебник не смог вернуться опять. Она видела, что печаль ее дочери возрастает с каждым днем, и слышала, как каждую ночь девочка плачет все громче и громче. Наконец, королеву так одолели угрызения совести, что она освободила Рапунцель.

Обрадовавшись неожиданной свободе, Рапунцель сразу же сбежала на край света, а ее мать горевала по любви, которую потеряла, и каждый вечер молилась, чтобы ее дочь вернулась домой. Шли годы, королева стала бледной и худой от горя, однако все еще не теряла надежды на то, что принцесса вернется. Рапунцель же на другом краю земли чувствовала, как сильно мать хочет ее возвращения, и бежала еще дальше.

Однажды, накануне зимы, когда королева лежала на смертном одре, она послала за дочерью. Рапунцель, потрясенная вестью о том, что ее мать при смерти, вдруг пожалела обо всем, что натворила, и села на самый быстрый корабль, идущий в ее королевство, молясь о том, чтобы успеть увидеть мамочку живой.

Какого же было ее разочарование, когда она прибыла слишком поздно и узнала, что королева скончалась несколько часов назад. Мучаясь угрызениями совести и обвиняя себя в смерти собственной матери, Рапунцель больше никогда не покидала замок. Каждый вечер она запиралась в башне и плакала по любви, которую потеряла и больше уже никогда не обретет.

Ма замолчала, наверное, ожидая, что я что-то скажу, однако я не сказала ничего. Я старалась не плакать, старалась изо всех сил, но ничего не получалось; напрягаясь и зажмуривая глаза, все равно ощутила, как по щекам моим текут слезы. Наверное, мне не следовало этому удивляться, но я ненавидела себя за то, что плачу, за то, что мне не хватает здравого смысла стряхнуть с плеч ее фразы, пожав плечами, как всегда, когда она обнимала меня слишком крепко, но я не смогла этого сделать. Ведь мне тогда было только семь лет, и эта глупая история проникла в мое глупое доброе сердце, как я ни сопротивлялась. Это даже не было правдой, и в устах менее искусной рассказчицы рассказ прозвучал бы бессмысленно и банально, но в устах мамы все звучало правдиво. Она рассказывала мне эту историю опять и опять, пока я не запомнила каждое слово. Тем самым мать еще крепче привязала меня к своей юбке.

Таймер на печке загудел – это был любимый звук Скарлет. Она пробежала по кухне и прижала нос к стеклу.

– Бабушка, – крикнула девочка, – они готовы!

– Тогда достань их, – крикнула ей бабушка с другого конца кухни. – Не дай им сгореть.

Только она позволяла Скарлет делать такие ответственные вещи. Мать не разрешала ей даже подходить к печи, не говоря уже о том, чтобы доставать из нее горячую выпечку.

Оглядевшись, девчушка одной рукой схватила посудное полотенце, а другой потянула на себя дверцу печи. По правде говоря, полотенце ей было не нужно, ведь ее руки никогда не ощущали жара, но она подозревала, что бабушка, всегда использовавшая два полотенца – по одному для каждой руки, может счесть странным, если внучка вынет противень голыми руками.

Скарлет обожала жар, идущий из открытой печи. Иногда ей приходилось подавлять в себе желание влезть в нее и присоединиться к пекущимся там булочкам с корицей, но она читала «Гензель и Гретель» и не стала бы делать такую глупость. Скарлет услышала, как ее бабушка блаженно вздохнула, когда аромат корицы дошел туда, где она готовила тесто для пышек.

– Божественно, – сказала Эсме. – Знаешь, твой дедушка пек мне эти булочки каждое воскресное утро, пока мы танцевали по кухне под песни Бесси Смит. И иногда…

– Иногда что? – спросила девочка, выкладывая каждую булочку на охладительную решетку.

– Да так, ничего. – Женщина улыбнулась. – Мне надо подождать, когда ты подрастешь, и только потом рассказывать тебе о таких вещах.

– Бабушка, мне ведь уже почти восемь лет. – Скарлет уперла руки в бока. – По-моему, я уже достаточно подросла.

Эсме засмеялась, опустила палец в жидкое тесто и попробовала его. В некоторых отношениях бабушка относилась к внучке как к взрослой, а в других обращалась с ней так, словно та все еще совсем малое дитя, и невозможно было предсказать, когда именно будет то или другое поведение.

– Подойди и попробуй тесто.

Скарлет подбежала, уже открыв рот, и Эсме дала ей ложку жидкого теста. Малышка с глубокомысленным видом попробовала его.

– Надо добавить еще щепотку соли, – сказала она, повторив фразу, которую много раз слышала от своей бабушки.

– Да, я тоже так думаю.

Скарлет смотрела на бабушку, думая о том, в чем никогда не призналась бы вслух: как сильно ей хотелось бы, чтобы ее матерью была не Руби, а Эсме, как здорово было бы жить в квартире над кафе, есть каждый день на завтрак булочки с корицей и никогда не возвращаться домой. Еще Скарлет втайне желала иметь брата или сестру, но знала, что, к сожалению, и это ее желание не исполнится никогда.

Беа редко левитировала на Земле, хотя иногда и зависала в нескольких дюймах над землей просто так, для забавы, чтобы напомнить себе о своих способностях. В Навечье она могла летать часами и иногда так и делала, проносясь среди падающих листьев, глядя на озера и деревья из вышины, там она становилась просто потоком воздуха, а не девочкой, которую все вроде бы знали. Обычно Беа предпочитала оставаться со своими сестрами, хотя и не собиралась им это говорить.

Ее любовь к сестрам была слабостью, о чем часто напоминала девочке ее мама . Она не должна привязываться к ним слишком сильно, ведь их вполне может постигнуть та же участь, что и ее тетушек. Или же, если они выберут тьму, ей придется опасаться их.

– Особенно Голди, – предупредила ее мама . – Твой отец ценит ее высоко. Если он захочет вас стравить, тебе надо быть уверенной…

– Pero por que? [33] Но зачем? ( исп .) – Беа нахмурилась. – Зачем ему это делать?

Клео устремила на свою дочь взгляд, ясно говоривший о том, что Вильгельм Гримм способен на все.

– А когда ты видела papito [34] Папочку ( исп .). в последний раз?

На лице ее мама расцвела улыбка.

– Я вижу его достаточно часто.

– А когда с ним встречусь я?

– Твой отец приходит и уходит, когда ему заблагорассудится, – сказала Клео. – С амое главное – это твоя встреча с ним в твой восемнадцатый день рождения. Entiendes ?