Хэйлоу Саммер - Истинный принц [litres]

– Зачем? – недовольно спрашивает он. – Честно говоря, Клэри, мне кажется, что недавние события сильно подорвали твое психическое здоровье.

– Что за чушь! – ругаюсь я. – Ты просто слеп к тому, что здесь происходит. Прошу тебя, во имя нашей дружбы, отведи меня к своему дедушке! Он поймет, о чем я говорю!

– В это время он еще спит.

– Тогда разбуди его!

Он колеблется, и я обеими руками хватаюсь за его руки.

– Пожалуйста, Вип! Я не сошла с ума. Речь идет о древних ведьмах и колдунах. Кабанья голова была заколдована! Она должна была стать средством, с помощью которого они смогли бы управлять мной. И даже если тебе кажется это невероятным, я умоляю тебя разбудить твоего дедушку и позволить мне увидеть его.

Вип хмурится, а затем отводит взгляд в сторону, останавливая его на моем гигантском мшисто-зеленом поросенке.

– А он имеет к этому какое-то отношение?

– Ты видишь его?

– Время от времени. Его очертания то вспыхивают, то исчезают снова.

Я впечатлена.

– Значит, ты мне веришь?

Вип оглядывает двор и медленно кивает.

– Пойдем со мной, – говорит он.

Я собираюсь было вздохнуть с облегчением, но тут вижу, что он выходит из личного крыла и идет через двор.

– Куда ты идешь? – спрашиваю я. – Твой дедушка в другой стороне!

– Да, – отвечает он. – Я разбужу его и приведу сюда. А ты пока можешь посвятить себя другому делу, которое срочно нуждается в разъяснении.

– В крыле для слуг? И что это за дело?

Он, улыбаясь, поворачивается ко мне.

– Ты же так хотела поговорить с женой повара. Помнишь? Она здесь. Охотники доставили дичь, которую нужно разделать. Она всегда помогает с этим.

– Ах, вот как.

– Давай же! – призывает он меня. – Она не кусается.

Я следую за ним со смешанными чувствами. Для решения этой проблемы с поваром и Каниклой у меня сейчас совсем не осталось нервов, но что мне остается делать?

– Обычно эта женщина всегда исчезает незадолго до моего появления, – объясняю я Випу. – Я прихожу, она уходит. Это не может быть совпадением.

– Конечно, – отвечает Випольд таким мягким тоном, словно уже окончательно смирился с тем, что я потеряла рассудок.

Мы входим в ту часть замка, где находится кухня, и проходим мимо комнат, из которых доносится грохот, шум и плеск. Эти звуки успокаивают: они уверяют, что меня окружают самые обычные люди.

– Клянешься, что приведешь своего дедушку, пока я буду разговаривать с женой повара? И как можно скорее?

– Вот мы и на месте. – Випольд останавливается перед комнатой, из которой доносятся громкие удары и треск. – Я обещаю тебе, – говорит он, подталкивая меня через порог, – хотя и не понимаю всей серьезности этой ситуации.

– Если сделаешь это, ты мой герой, – сообщаю я его спине, потому что Вип уже разворачивается и возвращается в личные покои через внутренний двор.

Мой поросенок застывает на пороге и в ужасе пялится на меня. Очевидно, он не хочет заходить в помещение, в котором я нахожусь. Когда осматриваюсь вокруг, понимаю почему: свет пламени множества очагов мерцает на частично выпотрошенных телах оленей и кабанов, подвешенных к потолку за задние лапы и болтающихся в воздухе. Кровь стекает в миски на полу, а на одном из столов какая-то женщина топором разрубает на части обезображенные останки животного. Ее прежде белый фартук пропитан кровью, а когда она поднимает глаза на меня, я вижу, что ее лицо тоже все в кровавых брызгах.

– Что надо? – недобро спрашивает она. – Я занята!

– Простите, – говорю я и подхожу ближе, протискиваясь через подвешенных животных. – Но мне так и не удалось застать вас дома, поэтому я нашла вас здесь. Речь идет о моей сестре и вашем муже, поваре.

Я вижу под передником женщине черное платье, отделанное на рукавах изящным кружевом. Такую дорогую вещь могла бы позволить себе какая-нибудь знатная дама, нежели простая кухарка. Удивительно и то, что – несмотря на огромную силу, с какой она разделывает кости, жилы и мясо, – она выглядит заметно худой и изголодавшейся: это кажется мне странным, учитывая, что она замужем за одаренным поваром. Она выглядит куда старше Берта Каниклы. Резкий суровый взгляд женщины, которым она смотрит на меня, усиливает это впечатление.

– О чем тут говорить? – спрашивает она, отворачиваясь от меня, чтобы, демонстративно взмахнув топором, расколоть позвоночник. Раздается треск, и я невольно вздрагиваю. – Это отвратительно и постыдно для обеих сторон, – продолжает она. – Но я предпочитаю не вмешиваться. Каждый несет ответственность за себя.

Обручального кольца на ней нет. Возможно, она снимает его на то время, пока работает мясником, что довольно разумно и понятно, но я никак не могу избавиться от мысли, что обручального кольца может не быть вовсе. Чем дольше я смотрю на эту женщину, тем яснее мне становится: в ней нет ничего обычного или безобидного. Даже сейчас, когда она занята тем, что укладывает разобранное на части животное в разные чаны на полу, я понимаю, что на самом деле ее внимание сосредоточено на мне.

– Помоги мне! – просит она меня, наклоняясь к одному из небольших чанов на полу, до краев наполненного внутренностями. В любых других обстоятельствах я последовала бы ее просьбе и помогла бы водрузить чан на стол. Однако здесь, если не ошибаюсь, сейчас творится особая магия. Если я послушаюсь ее, это будет равносильно подчинению. Я осознаю это, как и то, что не должна стыдиться или чувствовать себя виноватой из-за любви Каниклы к повару. Если я буду играть в их игры, проиграю! Это поединок! Мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять.

– Значит, все в порядке, – говорю я, игнорируя ее просьбу. – Единственной причиной, из-за которой я смогла бы отговорить Каниклу от общения с Бертом, была бы несчастная жена, которой это причиняет огромные страдания.

– Тот, кто вызывает жалость, не заслуживает большего, – отвечает она, с огромной силой водружая чан на стол. – Нет ничего более жалкого, чем женщина, считающая себя сильной, но которая хочет вызывать сострадание и жалость всеми своими словами и поступками. Когда сильная женщина терпит поражение, она справляется с этим сама. Когда она злится, направляет этот гнев на цели, которые того стоят. Когда побеждает, в ней нет места для гордости. Такая женщина сильна и таковой остается.

– Прекрасно, – говорю я. – Значит, мы все уладили.

Женщина разворачивается и смотрит на меня так, что перехватывает дыхание. Будто одним своим взглядом вонзает мне в грудь раскаленный железный крюк.

– Не смей!

– Что? – тяжело дыша, спрашиваю я. Боль, которую сейчас испытываю, ненастоящая, в этом я уверена, и все же дышать мне удается с трудом. Я хочу прижать руки к груди, согнуться, но это ознаменует мое поражение.