Хэйлоу Саммер - Истинный принц [litres]

Настроение в переполненной часовне резко меняется. Гости на скамьях встают, чтобы рассмотреть меня поближе, и несмотря на то, что они такие шикарные, я замечаю, с какой настойчивостью они толкаются. Существо, которое внезапно привлекает к себе жгучее любопытство всех этих великолепных людей, к сожалению, до сих пор выглядит как таракан, которого только что выловили из мусора. Воистину, всегда мечтала о таком появлении!

Чтобы не провалиться от стыда сквозь землю, я лихорадочно думаю о пудинге и смотрю на императора, который послушно выполняет просьбу сына и еще раз внимательно рассматривает меня. Уголки его глаз чуть дергаются, он отклоняется чуть дальше, а пальцы, до этого обхватывавшие подлокотники трона, вдруг игриво стучат по дереву.

– Клэри Фарнфли, – медленно произносит он. – Так значит, ты и есть знаменитое дитя из пепла?

– Я предпочитаю, чтобы меня называли Золушкой, – отвечаю я. – И если Ваше Высочество пожелает узнать от меня, все ли происходило в точности, как описал принц, я подтверждаю: да, каждое его слово – правда. Мой отец отправил меня в Толовис, потому что хочет заключить мир. Невзирая на все, что произошло.

Император задумчиво кивает.

– И теперь ты хочешь, чтобы я позволил тебе выйти замуж за моего сына?

– Я прибыла в Толовис как посол, а не проситель, – жестко отвечаю я. – Только дурак откажется от предложения, сделанного наследным принцем императору. Однако из уважения к отцу сын сформулировал свою просьбу гораздо более дружелюбно, чем это сделала бы я.

Это дерзко, но Испе́р заявил, что я спасла Империю и наследника ее престола, поэтому я осмеливаюсь дать волю своему неудовольствию. И я, конечно, не стану кланяться, даже если император еще десять минут будет осматривать меня таким удивленным и мрачным взглядом.

– Дитя из пепла, – говорит он наконец в мертвой тишине часовни, – и как бы ты ее сформулировала?

– Ну хорошо. – Я глубоко вздыхаю, потому что мне приходит в голову такое, чего я говорить не хочу. – Я бы, конечно, объяснила императору, как я горжусь, но совсем не обижаюсь, что для него – великое счастье, потому что в противном случае с таким трудом достигнутый мир снова оказался бы на грани. Кроме того, я бы упомянула, что считаю ядовитые яблоки чрезвычайно трусливым оружием, особенно если использовать их из жажды мести, что редко свидетельствует о разумности и дальновидности. В конце концов, оказалась бы настолько самонадеянна, что ожидала бы услышать слова благодарности. Домашняя муха не может судить, кому обязана своей жизнью, когда ее выпускают на свободу, но мудрый правитель узнает друга в беде и дает понять, как ценит его!

Император приподнимает брови. Я не знаю, что заставляет меня провоцировать самого могущественного человека в мире таким образом, но не могу унять свое обостренное чувство справедливости, не предав саму себя. В такие моменты забываю о страхе, что, возможно, не очень хорошее качество для той, кто однажды может стать императрицей. Но я не хочу быть императрицей. Я просто хочу выйти замуж за сына императора, а это совсем другое дело.

– Клэри Фарнфли, – говорит император голосом, который разносится по залу, словно удары тяжелого колокола. – Ты смеешь обвинять меня , императора, в том, что я вел себя неадекватно по отношению к тебе?

Это вопрос. Очень страшный вопрос, но даже такие вопросы заслуживают ответов.

– Да, – отвечаю я, – смею.

– Если это так, – угрожающе молвит он, – то нам предстоит еще много неприятных споров. Но на сегодня ты, в порядке исключения, получишь свое: спасибо, Клэри Фарнфли. Спасибо, друг, который пришел на помощь в беде.

Ряды скамеек будоражит возбужденный шум, будто я достигла чего-то экстраординарного.

– Он поблагодарил , – шепчут там. – Он сдался !

Однако император еще не закончил. Он смотрит на своего сына, и тот отвечает ему взглядом с редким проблеском надежды в мрачно-голубых глазах. Мне кажется, я никогда не видела Испе́ра таким освобожденным от всех теней внутри него.

– Настоящим, – громогласным голосом провозглашает император, – наследный принц Кинипетской Империи и Клэри Фарнфли, уроженка Амберлинга, дочь Короля-Призрака и дитя из пепла получают мое благословение на брак.

Это нереально. Я слышу, как знатные гости украдкой привстают со скамей, чтобы получше рассмотреть будущую невесту наследного принца. Однако эти люди прекрасно воспитаны. Более неуместного, чем шум и ненавязчивая борьба за возможность лучше рассмотреть наследного принца и его невесту, они себе не позволяют. Тем более что император встает и, раскинув руки в стороны, велит гостям успокоиться, что те и делают, причем удивительно быстро. Какое-то время еще слышны тихие шорохи и шепот, но потом тишина становится безусловной.

– Занимай свое место! – говорит император Испе́ру. – Для лишних разговоров у нас еще будет время сегодня вечером. Я жду вашего присутствия на балу Тысячи Часов.

Испе́р бросает на меня взгляд, который означает «продержись еще немного», и мимолетно целует мои растрепанные волосы. Затем осторожно подталкивает меня к первому ряду скамеек, где гости поспешно сдвигаются, чтобы я могла сесть. Сам он подходит к маленькому пустому табурету, который до сих пор сиротливо стоял рядом с троном императора. Когда он занимает свое место на этом табурете, снова раздается органная музыка. Ее мощный звук заполняет всю часовню, и гости начинают петь хором.

Я медленно откидываюсь на спинку скамьи, желая немного расслабиться, когда мой сосед по скамейке наклоняется ко мне и между двумя строфами шепчет мне на ухо:

– Предупреждаю тебя. Одно лишь слово тому, кого это не касается, и ты получишь себе врага на всю жизнь.

Я испуганно смотрю в сторону и вижу… лицо Испе́ра! У моего соседа распущенные локоны, но мой принц никогда не носит на публике волосы подобным образом. К тому же на коже этого мужчины нет ни единого шрама, но других различий я не могу разглядеть при всем своем желании.

Даже его мимика кажется мне удивительно знакомой. Он ухмыляется мне, продолжая невозмутимо произносить слова песни, будто не излучал угрозы, которая так смущает меня. Что он вообще имеет в виду? Чего я не должна рассказывать?

О, горе! Теперь до меня доходит: он узнал меня! Он знает, что я – та, кто при помощи блуждающего взора проникла в его спальню и увидела то, что должно оставаться личным делом каждого.

– Прости, – виновато шепчу я. – Это произошло случайно.

– Мне все равно, до тех пор пока ты молчишь, – тихо говорит он. – Можешь рассказать моему брату, потому что он знает меня лучше, чем я сам, но больше – никому. Я могу на тебя положиться?

Я киваю, все еще чувствуя себя неловко, но для принца, которого я раньше считала Перисалом, вопрос, по-видимому, закрыт.