Александр Воропаев - Новые люди. Том 2 [litres]

Двое молодцов потащили к лестнице большой прямоугольный предмет, затянутый в дерюжку. Чувствовалось, что вес эта штуковина имела немалый. Подарок подняли вверх на несколько ступеней, чтобы всей ассамблее было видно, и разорвали покров. Перед публикой предстала большая картина в массивной раме из переплетенных золотых листьев.

Это был портрет. На нем по грудь был изображен рыцарь в серебряном панцире, светлые волосы с непокрытой головы опускались на широкие наплечники. С грозным прищуром рыцарь смотрел в зал на онемевшую публику.

– Ага! Ну, что? Не узнаешь? Конечно! – воскликнул Базыль Гук. – Откуда?! На герб смотри. Это славный пращур твой, а заодно и половины местного шляхетства – лыцарь Матюш. Рыгор Матюшевский! Что вы все онемели, куриное семя. Мальчик должен помнить своих славных предков… Так добрая ассамблея собралась, сейчас мы посмотрим, кто посмел не прийти на торжество моего племянника.

Он остановился в центре зала. Под его ногами лежал мозаичный герб с долгоносой птицей. Констебль по-хозяйски обвел все собрание своими жгучими глазами. Было видно, что этот человек привык к вниманию и безусловному уважению своей персоны. Разве был он здесь не самый видный и осанистый шляхтич?

Мужчины отвечали ему почтительными взглядами, наклоняли стриженые головы. Дамы приседали в легком полупоклоне.

Тут глаза мужчины встретились с фиолетовыми глазами Фюргарта. Лицо его вдруг стало вопросительным. Барриону даже показалась, что он на миг растерялся. В следующий момент констебль уже шел к нему.

Шляхтич подошел почти вплотную к Барриону. Лицо его изображало одновременно радушие, почтение и сдержанное собственное достоинство.

– Сэр Баррион, – он ударил себя по пластине грудного доспеха, – приветствую вас, милорд, в Северно-Западном крае. Какая честь для нашего скромного собрания. Преданный вассал славного дома Фюргартов Базыль Гук ждет ваших приказов.

Баррион подивился, как скоро констебль сориентировался, кто перед ним. У этого человека должен быть острый и быстрый ум.

– Как недоставало нашему захолустью такого блестящего лыцаря. Образца для подражания молодежи. Мы тут совсем одичали в наших болотах. Извольте видеть, ясновельможный пан, как по-простецки мы веселимся: крепкое вино и незамысловатые пляски под гудок…

– Главное, чтобы кровь в жилах играла, – сказал Баррион. – И сердца были открыты. И будет добрый праздник.

– Слыхали, господа, мудрые слова чистосердечного мужа! Воистину ясновельможный пан, поднимем кубки за здравие нашего господаря Кастуся Матюшевского, пусть меч в его деснице верно служит долгие годы красному льву! Судьбы и славы! Желаю все в его руки! Здравия!

– Здравия! Здравия! – закричало собрание.

Кубки в руках поднялись в воздух и были опустошены. Констебль с силой припечатал свой сосуд об стол. Он повелительно поднял руки с серебряными обручами и хлопнул в ладоши. Музыканты ударили по струнам, а Гук отвернулся к своим подручным и стал отрывисто им что-то говорить. Вниманием Барриона опять завладел молодой Матюшевский. Тот принялся расспрашивать его о чудесах новых людей. Не такие уж неотесанные были эти дворяне. И их интересовали события за пределами их болот. Соседи по столу очень внимательно слушали Фюргарта.

Баррион, как всегда на публике, почувствовав общий интерес к своим словам, начал говорить кратко, только по делу, отбрасывая всякие эпитеты. Словно отдавал рапорт. Через три или четыре человека в своем ряду, как раз напротив места, где посадили Хонга, он краем глаза заметил на праздничной одежде одного из гостей желтый и белые цвета. Это привлекло его внимание. Цвета были более привычны для Благодатного края.

Между тем подошел управляющий каштелян, который сообщил Фюргарту, что его люди накормлены и прекрасно устроены на ночлег во флигеле.

Баррион поблагодарил и опять взглянул направо, чтобы рассмотреть получше наряд кавалера – не ошибся ли он. Но, видимо, ошибся: сплошь красное и белое да надраенная сталь и кожа.

Празднество было в разгаре, шумная музыка была не столько искусна, сколь удобна тем, что перекрывала гомон подвыпившей местной знати. Один голос все же смог возвыситься настолько, чтобы быть услышанным во главе стола:

– Почему пан Матюшевский так скверно обходится со своими гостями? Мы славим его, пьем его здоровье, а он даже не поднял свою чарку!

Мальчик сполз со своего высокого кресла, вытянулся перед столом и поднял в руке стеклянный кубок с красным напитком.

Гости за длинным столом приподнялись, в ожидании они повернулись к имениннику. Мальчик под их взглядами приложил сосуд к губам и сделал глоток.

– Ха! Это все? Вот так лыцарь! Это наш теперешний предводитель шляхетства? А я говорю, стыдно мужчине и шляхтичу сидеть сиднем в замке и бояться высунуть нос свой наружу, как нежной паненке…

– Да успокойтесь, сударь. Как вы смеете…

– Ну-ка, пан Веразуб, убери свою руку, а не то я выдерну ее с корнем.

На открытое место выскочил видный сквайр в крепкой куртке телячьей кожи. Он был один из тех дворян, что прибыли вместе с Базылем Гуком. Черты лица его были утонченными, черная бородка и усы аккуратно подстрижены.

– А я еще раз скажу, – заявил он громко, глядя в сторону виновника пиршества Кастуся Матюшевского. – Только баба может прятаться от судьбы за каменными стенами. А потомку славного Рыгора Матюшевского это позорно!

Шляхта вокруг Фюргарта почему-то не спешила окоротить молодчика. Кроме этого молодого дворянина в допотопной бронзовой кирасе, который пытался схватить того за рукав. Может быть, уже все сталкивались с его характером? Нужно признать, сквайр был весьма внушителен: широкая грудь, облаченная под курткой в легкую кольчугу, крепкие руки. Он был на полголовы выше Барриона. «Ну хорошо, а где же стражники? Что происходит?»

Баррион положил руку локтем на стол и встал, поворачиваясь к нахалу. Он, конечно, не знал, может, здесь какая-нибудь старая история. Может, у дебошира есть серьезные резоны так себя вести. Какие-нибудь родственные дела… Но айдук побери, он по-хамски разговаривает с природным лордом края в присутствии Фюргарта. За одно это можно лишиться своих ушей.

– Что, сударь? – ткнул молодец пальцем в направлении Барриона. – Вам есть что мне сказать? Заезжий учитель для нашей жизни?

– Да. Я хотел бы поучить вас манерам… – начал Баррион. Краем глаза он увидел, что в середине стола встают Утес и Риард Хонг.

Рядом с наглецом с грацией зубра вдруг оказался констебль. Он схватил молодчика за плечо и хлестко ударил по лицу. Из носа бузотера побежали две кровавые струйки, заливая ему губы и подбородок. Он слепо схватился за клешню Гука, пытаясь оторвать ее от себя.