Натали Смит - Блог Бабы Яги [СИ litres с оптимизированной обложкой]

– Я установил связь с местными голубями, – не прекращая своих непонятных действий, сообщил Глюк. – Но они пока не хотят слушаться, на это надо немного времени, я поработаю, и все получится. Посмотрим, где там твои войска бродят.

– Не мои войска, – смутилась я. – А Черномора и Казимира. Надеюсь.

Наш разговор совершенно неожиданно оборвался, все почернело и тут же прояснилось, и я оказалась в лесу, как будто лежу на земле за мшистыми стволами. Наблюдаю за чьим-то лагерем: горит маленький костерок, вокруг него сидят, сгорбившись, фигуры в накидках с капюшонами, подкидывают сухие полешки и поворачивают с боку на бок еду на ветке. Мои мысли перемешиваются с чужими, я думаю то как человек, то совсем другими понятиями. Под моими лапами влажный мох, нос втягивает неприятный запах пищи. «Как можно так испортить еду», – думаю я и боюсь подходить ближе – красный зверь, что обжигает своими языками, опасен, опасен, опасен… И сами существа пахнут незнакомо.

Один поднял голову, откинул капюшон… на фоне света от костра четко обрисовались рога. Восемь фигур рядом той же масти.

В глазах снова темнеет, секунду спустя я сижу на дереве, крепко обхватив лапами ветвь, смотрю сверху на большой лагерь в темной чаще: те же звери на двух копытах. Сколько их здесь – двадцать, тридцать? Больше, чем в том лагере. Сидят, точат вилы, общаются на странном языке, в котором слышен клекот, но среди пернатых в небе я таких языков не знаю.

Я перемещалась еще пять раз, глядя с разных ракурсов на лазутчиков. Их много, очень много, разбросаны в разных местах. Сколько спряталось в лесах за эти месяцы? А потом я очнулась, кто-то тряс меня за плечи:

– Яна!

– Ягуся!

– Да нормально все, – я оглядела встревоженную компанию. – Во-первых, Бальтазар, кажется, у меня случайно получились «чужие глаза». Во-вторых, у нас проблемы. Надо созвать егерей – леших.

Я стою посреди нигде. Вокруг меня клубится серый туман, настолько плотный, что поглощает звуки. Никогда не видела такого. Иногда завихрения и потоки становятся светлее – почти белые, иногда темнее – словно грозовые тучи, сине-черные. Танец завораживает, есть в нем нечто первобытное, космическое, магическое. В нем так легко потеряться. Он рисует картины-миражи, заглядывает тебе в голову и достает потаенные страхи.

Смотри, какое чудовище: высокая худая фигура в плаще, накинут капюшон, скрывающий покрытую струпьями кожу лица без глаз и губ, но ты знаешь об этом, это твой страх. Из широких рукавов торчат темные костлявые кисти с поразительно длинными пальцами, на них – когти, острые, как лезвия Фредди. Сделай шаг – и оно тебя сцапает. Взмахнет руками-ножницами да вырежет узор на белой коже. Это в твоей голове – смесь просмотренных ужастиков и магии тумана. Я моргаю, жуть исчезает. Меня этим уже не пронять – я провожаю души. Мое сердце бьется ровно, спокойно, слишком спокойно. Я слышу его ритм: «тук-тук-тук» – в своих ушах. Четкий, почти механический, будто стрелка часов – шаг ни больше, ни меньше. Можно ожидать следующую страшилку. Предполагаемые монстры, которых нет, монстры Франкенштейна, монстры, слепленные из твоих впечатлений, – всех их порождает туман. Я не слышу своих шагов, не вижу своих пальцев на вытянутой руке. Я не боюсь, я люблю туман. Но… Где я?

Иду маленькими шажками – не чувствую ничего под ногами, ощупываю пространство – руки обнимают пустоту, смотрю – нет ничего, кроме дымки. Пульс все тот же, безмятежный. Тихий шепот проникает в уши; наконец-то хоть что-то кроме ритма сердца. Ничего не разобрать, несколько голосов шепчут одновременно. Иду дальше в поисках звука, зрячая, но слепая. Источник все ближе, с каждым шагом слова яснее, не просто белый шум.

– Ш-ш-ш, иди…

– Говори…

– Яха-а-а…

Хоть какой-то ориентир в этом потустороннем ничто. Кому же я понадобилась… Туман стал реже, позволяя увидеть очертания: нечто огромное, возвышается как панельная пятиэтажка, или это обман зрения? Серо-зеленая тень, нечеткая, очертания размываются, дрожат. У него три длинные шеи, огромные крылья, мощный хвост. Я знаю, кто это: последний Горыныч. Головы шепчут все вместе:

– Долго ш-ш-шла.

– Надо…

– Помочь.

Внезапно. Он ведь должен спать, как говорили. Анабиоз закончен – или фокусы магии, природу которой я еще даже не начала постигать.

Он статичен: шеи не поворачиваются, крылья не шевелятся, хвост недвижим, точная копия с Кудыкиной горы. Каменный истукан.

– Где я? – гляжу во все глаза на шепчущий камень.

– Спиш-ш-шь, Яха-а-а…

Сон… Это многое объясняет, конечно, но не все.

– Почему мы говорим, Горыныч?

– Ты хотела. Мы с-с-слыш-ш-шали.

Мысли мои, что ли, слышали, головы? Ну, было дело, думала до него доехать, посмотреть на последнего представителя вида, сфотографироваться на фоне, может, потом в рамочку поставить с надписью «Вымирающий вид». Бальтазар говорит: «Две головы – мутант», – а тут аж три и сами явились. Интересно девки пляшут.

– Хотела. Тебе есть что сказать?

– С-с-спаси…

– Детей…

– Я не с-смогу.

– Каких детей?

Но я уже догадалась. Значит, это правда: где-то есть кладка.

Горыныч на миг скрылся в тумане. Пелена оставила мне только очертания, похожие на горный хребет. Миг прошел, все те же головы, только одна смотрит мне в глаза, застывшая каменная лапа, по ощущениям, сейчас опустится сверху и раздавит, как таракана.

– Моих-х-х… – шипят все три головы, из ноздрей валит черный дым.

– Так где же я их найду, Великий Змей?

– Ты узнаеш-ш-шь.

– Найдеш-ш-шь…

– Карту. Пустош-ш-шь.

Погодите-ка, она у меня уже есть. Та, что Селина вручила мне в ларце с сокровищами. Только нет гор Керста с обозначенной пещерой Горыныча в Лукоморье. Нестыковка выходит. Зато ворох проблем и нависшая над сказочным миром беда в наличии, не отмахнуться.

– Если мы проиграем битву, не будет места, куда им возвращаться, – почти кричу во вновь сгустившийся туман.

Фигура змея пропадает за серыми клубами, растворяется, уходит. Ну уж нет, я еще не все сказала! Думает, явился, попросил за змеенышей – и все хорошо?

– Ш-што? – Горыныч снова проявился.

– Лукоморье под угрозой – бесы из преисподней хотят захватить территории. Прячутся в лесах отрядами, ждут своего часа. Подмоги никакой нет, никто ничего делать не хочет. Твоя помощь будет очень кстати!

Он молчал бесконечную минуту или час, не знаю, как измеряется время во сне, а я считала чешуйки на его средней шее. Сбилась на третьей сотне, начала снова.

– Я стар, – заговорила наконец одна из голов. – Много веков живу, не помню с-сколько. Горы появлялись и исчезали, реки выс-сыхали, леса горели и вырас-с-стали вновь, а все одно и то же: богатыри идут на меня за подвигом, с-с-славой. Все мои родичи полегли, я один остался. Не х-хочу быть там, не могу обезопас-с-сить детей, хочу покой. Ус-стал.