Ричард Кнаак - Весы Великого Змея [litres]

– Да, это верно. Верно, Серентия, будь я проклят, – пробормотал он, взъерошив волосы пятерней.

– Прости. Мне вправду очень и очень жаль, – заговорила Серентия, пристально глядя ему в глаза, – но ты сделал для Мендельна все, что только мог… все, что в человеческих силах. Чего же тебе еще?

И снова Ульдиссиан не нашелся с ответом.

– Ты устал, – продолжила дочь торговца. – Тебе нужен отдых.

Внезапно почувствовав, что еле держится на ногах, Ульдиссиан согласно кивнул. Да, хочешь не хочешь, придется признать: сегодня продолжать поиски без толку…

– Я обещал остальным продолжить путь завтра, – сообщил он. – Передай им: выходим, как только начнет рассветать.

– Мне следовало бы остаться с тобой…

– Нет. Прошу тебя, Серентия, извести всех. Пусть к утру будут готовы.

С этим Ульдиссиан решительно отошел к ближайшему из костров и сразу улегся невдалеке от огня. Устремив взгляд в пляшущие языки пламени, он не сразу заметил, что Серентия все еще наблюдает за ним. Наконец, приняв спокойный, невозмутимый вид, дочь Кира отправилась выполнять просьбу.

Ульдиссиан смежил веки. Он понимал, что заснуть ему, пусть даже донельзя уставшему, согласившемуся отдохнуть, не удастся. Как тут уснешь? Ведь его брата, вполне может статься, уже нет в живых! Ульдиссиан заранее знал: ночь он проведет, по сотому разу вспоминая во всех подробностях каждую попытку поисков, отыскивая допущенные ошибки, снова и снова обдумывая все, что ни сделал…

Чья-то ладонь мягко коснулась плеча. Разбуженный, Ульдиссиан на миг замер и заулыбался: ему только что снилось, что Мендельн вернулся в лагерь целым и невредимым. Однако стоило поднять взгляд, улыбка его разом померкла. Будила Ульдиссиана Серентия… а сквозь листву над ее головой пробивались первые проблески утра.

– Я всем велела не будить тебя как можно дольше, – негромко сообщила она. – Остальные почти готовы двигаться дальше.

Ульдиссиану сделалось невыразимо совестно. Казалось, уснув, он словно бы предал брата.

– Ты должна была разбудить меня намного раньше! – выпалил Ульдиссиан, охваченный неразумным даже на его собственный взгляд гневом (в конце концов, склонившаяся над ним девушка тревожилась о судьбе Мендельна не меньше него самого). – Мне нужно попробовать еще раз! И, думаю, на этот раз я сумею найти…

Серентия скорбно сдвинула брови.

– Ульдиссиан, если б я думала, что у тебя есть хоть шанс, то во всем бы тебя поддержала, и ты это знаешь. Однако у тебя ведь на лбу все написано… ничего нового тебе в голову не пришло, верно? Тебе просто хочется искать и искать, так? Искать, пока не найдешь его…

– Да… нет… но…

– Ты сделал для Мендельна все, что мог. И для Ахилия тоже. А сейчас мы должны идти дальше, пусть даже мне хочется этого не больше, чем тебе самому. Ради всех остальных… и ради тебя… пойми, иного выхода нет. Ты же знаешь: Мендельн первым сказал бы тебе то же самое.

Ну что ж, крыть ему было нечем. Поднявшись, Ульдиссиан еще раз взглянул в сторону зарослей и подозвал к себе Томо.

– За четыре дня до Хашира дойти сумеем?

– Если идти подолгу, да без остановок… но я б, мастер Ульдиссиан, уж не прогневайся, лучше на пять дней рассчитывал.

– Дойдем за четыре.

– Как скажешь, мастер Ульдиссиан, – с поклоном откликнулся Томо.

– Дойдем за четыре дня и никого в пути больше не потеряем. Пусть это знают все, – сказал сын Диомеда, с немалым трудом сохраняя спокойный тон. – Ни единого человека.

– Слушаюсь, мастер Ульдиссиан.

Ульдиссиан перевел взгляд на Серентию, и та, ободряюще улыбнувшись, повторила за ним его клятву:

– Ни единого человека.

Бок о бок с ней и с Томо за спиной, Ульдиссиан прошел к голове ожидавшей его колонны. Томо, поспешив к Рому с Сароном, оживленно зашептался с обоими. Вскоре требование Ульдиссиана, как ему и хотелось, было передано всем остальным.

Встав впереди, Ульдиссиан оглянулся, кивнул соратникам и двинулся в путь. Толпа эдиремов молча потекла за ним следом.

В тот день они, подстегиваемые не столько чем-либо иным, сколько стремлением Ульдиссиана уйти как можно дальше от тех мест, где исчез брат, преодолели огромное расстояние. К концу перехода все мускулы нестерпимо ныли даже у него самого. Представив, каково пришлось остальным, особенно женщинам и детям, он пообещал усталым путникам, что завтра идти будет гораздо легче.

Однако назавтра легче не стало ничуть. Стоило им сняться с лагеря, над джунглями разразилось ненастье – гроза, да такой силы, что Ульдиссиану вскоре пришлось объявить привал.

– Похоже, до самого вечера не уляжется! – прокричал Ром, прикрывая ладонью глаза от пыли и прочего мусора, поднятого ветром с земли. Струи дождя хлестали из туч, точно тысячи таранов, крушащих крепостные ворота, вынуждая путников искать хоть какое-нибудь укрытие. Те, кто лучше других управлялся с внутренней силой, принялись творить над собой и соседями невидимые преграды, но чем дольше, чем сильней лупил по ним ливень, тем больше они истончались, а то и рассеивались вовсе.

– Держаться всем вместе!

В уверенности, что гроза заодно с Лилит и Церковью Трех, Ульдиссиан от души проклинал непогоду.

– Нельзя сидеть сложа руки! – воскликнула Серентия, изо всех сил вцепившись в его плечо. – Ты должен что-нибудь предпринять!

Эти слова пробудили в памяти нежеланные воспоминания. Когда-то почти то же самое предлагала Ульдиссиану Лилит в образе Лилии. В тот раз речь шла о грозовых тучах, собравшихся над Серамом и окрестными землями, и тучи были развеяны, но позже Ульдиссиан обнаружил, что грозу прекратил вовсе не он, а она, демонесса…

– Нет, – буркнул он, не желая заново пережить что-либо подобное. – Нет… мне это не по силам…

Одно из ближайших деревьев угрожающе затрещало. Листья, обломки ветвей брызнули во все стороны. Отчаянно закричала женщина, отброшенная в толпу товарищей порывом ветра. Заплакали дети. Несмотря на все, что им было даровано, несмотря на все, чему они научились, даже самые талантливые из эдиремов начали поддаваться усталости и испугу.

Ульдиссиан понимал: он должен сделать хоть что-нибудь – пускай лишь ради того, чтоб остальные вспомнили, на что способны. Хашир совсем близок, и его воинству следует быть готовым к схватке с еще более страшным врагом: да, хаширский храм много меньше, однако там об их приходе будут предупреждены.

Эх, если б не слабость воли, поколебленной утратой Мендельна… Борясь с собою, Ульдиссиан покачал головой, и тут Серентия, ни словом о том не предупредив, выпустила его руку. Сын Диомеда поспешил подхватить ее, но промахнулся. К немалому его изумлению, Серентия выступила на открытое место, навстречу всем опасностям бури. Промокшая до нитки, дочь Кира гордо расправила плечи и подняла копье, грозя им зловещим черным тучам.