Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт [litres]

– Кому? – прогремел по склонам и пустошам голос Аспект-Императора. – Кому из вас не доводилось, вернувшись к родному очагу, найти своё сердце в разладе, а свой дом в беспорядке?

Почти каждый испустил тяжкий вздох.

– И кто из вас не разгневался? – грохотал он. – Кто не потянулся за розгами? Кто не поднял руки на родных и любимых?

Раздались отдельные выкрики, тонущие в могучем ропоте.

– Таким я нашел своё сердце! Таким обнаружил свой дом!

Руки, воздетые к небу. Голоса, искажённые невольными всхлипами скорби и воплями стыда. Какофония криков слилась в единый громоподобный вой…

Но слова Святого Аспект-Императора проникали сквозь него, как острое железо, пронизывающее сырую ткань.

– Я покинул вас сразу после Ожога… И вернулся в Три Моря… вернулся домой…

Великая Ордалия погрузилась в невероятное безмолвие. Оно, это слово, немедля завладело их сердцами. Дом…

– Я вернулся в Момемн к великолепию и славе Андиаминских Высот. Я вернулся к тому, что мы пытались спасти, и нашел свой дом объятый смятением и беспорядком!

Услышанное хватало их за глотки, пинало кованым сапогом в животы. Сколько? Сколько минуло времени с тех пор, как они в последний раз обнимали своих детей? Сколько минуло времени с тех пор, как жёны в последний раз видели их слёзы?

– И посему я взялся за розгу… дабы исправить попранное и вернуть потерянное!

Робкая радость затеплилась в доносящихся со всех сторон криках… лишь для того, чтобы смениться тревожным молчанием. Ибо минувшая ночь полнилась слухами.

– А теперь я вернулся к Воинству Воинств лишь для того, чтобы найти здесь те же самые бедствия!

Группа из четырёх каменнолицых Столпов выдвинулась из мнущейся за спиной Аспект-Императора небольшой толпы, вытащив вперёд могучего зеумского юношу – обнажённого и со связанными за спиной локтями: Цоронгу ут Нганка’кулла, наследного принца Зеума, заложника Новой Империи.

– И сделаю здесь то же самое!

Столпы подтащили старшего сына сатахана прямо к своему Святому Аспект-Императору и швырнули принца к его ногам.

– Будь проклят, Зеум! – прогремел над истерзанным юношей священный лик. – Будь проклят, Нганка’кулл, Великий сатахан Зеума, ибо он решил бросить счётные палочки вместе с Фанайялом и его мародёрами-еретиками, ввергнув во пламя и свою честь и наш договор!

Раскинувшееся на огромных пространствах скопище разразилось одновременно и гневным и ликующим рёвом, разверзлось морем воющих ртов, расплескалось взмахами рук. Столпы, давя зеумскому юноше на спину, удерживали его лежащим всё то время, пока Келлхус продолжал говорить. А когда Аспект-Император поставил свою обутую в сандалию ногу прямо на цоронгово лицо, неудержимая дрожь вкупе с потаёнными ожиданиями охватила всех присутствующих – и тех, кто терзался муками Стенания и тех, кто по-прежнему пребывал в рабстве у Мяса. Последовавшее внезапное падение заставило мужей Ордалии затаить дыхание, но размотавшаяся до предела верёвка, привязанная к локтям юноши, жестоко дёрнула наследного принца, заставив его тело отскочить от предела её натяжения, а затем безжизненно обмякнуть, вися лицом вниз и медленно крутясь сначала в одну, а потом в другую сторону. Ударившись бедром о скалу, он, будто пребывая во сне, лягнул её. Из беснующейся внизу толпы почти немедленно вырвался целый дождь импровизированных метательных снарядов. Тут же последовало мгновение замешательства и испуга, ибо Столпы, потянув за верёвку, поднимали Цоронгу повыше, дабы привязать его там.

Святой Аспект-Император взмахнул рукой, и ещё одну обнажённую фигуру – в этот раз смуглую, хоть и бледную – вытащили вперёд и безжалостным толчком повергли на усыпанную каменной крошкой поверхность в том же самом месте, где несколькими мгновениями ранее корчился зеумский принц. Град камней поредел, а негодующий рёв Великой Ордалии постепенно умолк. Люди призывали друг друга к тишине, готовые придушить некоторых продолжавших вопить глупцов, и поражённо взирали на своего Господина и Пророка, стоящего прямо и величественно и возвышающегося над простёршейся у его ног фигурой.

– Будь проклят… – начал он было, но его священный голос, будто бы надломившись, вдруг на миг прервался…

– Будь проклят Нерсей Пройас! – прогромыхал он со столь дикой яростью, какой от него ещё никому не доводилось слышать, прохрипел с непреходящей болью и разрывающим душу неверием отца, преданного возлюбленными сыновьями. Великая Ордалия разразилась лавиной криков, переходящим в рычание рёвом, превращающимся, в свою очередь, в беснующееся крещендо, почти не уступающее адским завываниям Орды. Но шум этот ничуть не мешал речам Аспект-Императора и даже не умалял его громоподобного голоса.

– Будь проклят мой брат! Мой товарищ по оружию и вере! Ибо его предательство ввергло всех вас в тиски Проклятия!

Бесчисленные тысячи бурлили, топали ногами и потрясали кулаками, раздирали себе ногтями кожу и рвали бороды.

– Будь проклят тот… – вскричал Святой Аспект-Император, срывая дыхание, – кто разбил моё сердце!

И то, что было суматохой и шумом, переросло вдруг в необузданное, неуправляемое буйство, в неистовство людей, обезумевших настолько, что они готовы были крушить и карать всё, имевшее несчастье оказаться поблизости, лишь бы это позволило обрушить возмездие и на то, что было недосягаемо.

Столпы вновь возложили руки на опального экзальт-генерала. Под их жестоким усердием он не способен был удержаться на ногах, а голова его болталась, как у мёртвой девицы. Они бросили его вниз с уступа Обвинителя, так же как не так давно швырнули туда Цоронгу. Конопляная верёвка резко дёрнула Пройасово тело, со всего маху ударив его о скалу, и там оно, раскачиваясь, повисло над завывающими массами, привязанное за локти.

Стоя на краю обрыва меж двумя болтающимися у его ног преступниками, Аспект-Император простёр свои золотящиеся божественным ореолом руки. Великая Ордалия ответила тем, что напоминало всеобщий припадок. Напавших на Обожжённых охватила бешеная ярость, а тех, кто по-прежнему испытывал голодные муки, оставаясь в рабстве у Мяса, обуяла дикая похоть. Люди или рыдали и бушевали во гневе, вопя и харкая в сторону обеих висящих на уступе фигур, или же завывали славословия осудившему их на вечное Проклятие Богу.

Казалось, будто вопит сам Мир, ибо звук сей был столь оглушительным, словно сами небеса кто-то прямо сейчас пробовал на зуб. Но поразительный голос – Его голос, – без труда проникнув сквозь весь этот чудовищный гам, тем не менее достиг их ушей:

– Будь проклята Великая Ордалия!

Голос столь могучий, что в нём слышалось нечто большее, нежели просто звук. В этом голосе чудился хрип, извергающийся прямиком из горла Первотворения и создающий из разверзшейся над ними пустоты непроницаемые и давящие пещерные своды, представляющийся речами, произносимыми языками и устами всех и каждого слушающего их. Издаваемый Воинством рёв ослаб и затих, будто выкрики, из которых он состоял, были пылинками, унесёнными прочь внезапно поднявшейся бурей. Мужи Ордалии стояли ошеломлённые и онемевшие, словно та оглушающая громкость, с которой их Господин и Пророк провозглашал свои изречения, только что в прах сокрушила сами слова, из которых те состояли, превратив весь их смысл и значение в какую-то серую грязь.