Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт [litres]

Вопияла о его нечеловеческой природе.

Облачённая в белое фигура, заклеймённая трупными пятнами декапитантов, приблизилась к нему, сияя ореолами вокруг головы и рук. А затем была жёсткая, усыпанная камнями поверхность… и тёплая вода, омывающая его лицо, освежающая прохладой, утоляющая жажду.

– Взгляни… – произнёс любимый – невзирая ни на что по-прежнему любимый им – голос. – Взгляни на Голготтерат.

И Пройас, устремив свой взгляд сквозь пустоши Шигогли, увидел колоссальные, вздымающиеся к небу Рога, касающиеся своими изгибами пылающего шара солнца, тлеющего яркими отблесками в их полированном золоте.

– Зачем? – прохрипел он. – Зачем ты заставляешь меня на это смотреть?

Ему не нужно было поворачивать голову, дабы понять, что Аспект-Император колеблется. Голготтерат стал его ликом.

– Я не уверен… чем я ближе, тем сильней разрастается тьма.

Сглотнув слюну, Пройас почувствовал в горле дикую боль, но на его лице сейчас было написано одно лишь смятение. Этот день, казалось, разделил всю его жизнь на до и после.

– Ты попросил меня… попросил сотворить все эти мерзости.

– Да. Чтобы совершить невозможное, тебе необходимо было содеять немыслимое. Провести подобное воинство так далеко через земли настолько опасные… Ты сотворил чудо, Пройас.

Какое-то время экзальт-генерал тихо рыдал.

– Ты был нужен мне слабым… – объяснил его Господин. – Будучи сильным, ты стал бы искать альтернативы, любые возможности, которые позволили бы тебе избежать действий настолько чудовищных.

– Нет! Нет! Будь я сильным, тебе было бы достаточно лишь отдать мне приказ! И во имя твоё я совершил бы любые злодеяния!

Сокрушённый вздох.

– Подобное тщеславие присуще всем людям, не так ли? Оно всеобще. Полагать, что им известны все их поступки – все до единого , и прошлые и будущие… Нет, старый друг. Я прозреваю тебя глубже, чем ты способен понять. Ты бы отказался выполнить подобный приказ, решив, что я испытываю тебя. И если бы ты не сомневался во мне, если бы считал меня благим, то ты стал бы сомневаться в моём приказе. Вот почему я опроверг твои убеждения. Чтобы суметь принять подобное средство, тебе следовало быть неверующим. Только уничтожив твою веру, я мог точно знать, что ты непременно потянешься к ближайшей дубине, что, бросая свои счётные палочки, ты всегда будешь принимать решение, основывающееся на голоде .

Голготтерат… Даже будучи так далеко, он тем не менее подавлял, преобладал, господствовал, пробуждая в душе некую первооснову, саму сущность первозданной тревоги.

– Но тогда… зачем обличать и позорить меня?

Возлюбленное лицо даже не дрогнуло.

– Затем, что твоя жизнь – цена миллионов жизней… в том числе жизней Мирамис, Тайлы, Ксинема.

Пройас закрыл глаза, из которых текли горячие слёзы, – в равной мере слёзы облегчения и обиды.

– Как это? Как… моё обвинение… может изменить… хоть что-то?

– Оно исцелит сердца тех, кому предстоит продолжить сражаться. Даст мне воинов, которые бьются, будучи возрождёнными.

Стая устремившихся на юг гусей миновала простёршееся над ним небо, растянувшись какой-то загадочной руной.

– Так я спасён? Или я… сам себя… п-проклял?

Анасуримбор Келлхус пожал плечами.

– Я не пророк.

Другой Пройас зашипел сквозь зубы, ибо унижение стёрло меж ними все границы и все различия.

– Лжец!

– Семена были брошены, а я лишь говорю, какие из зёрен прорастут. В этом я не отличаюсь от любого Пророка.

– Враньё! Ложь и обман – всё до последнего слова!

– Правда… – молвила тень Аспект-Императора голосом, казалось, тоже пожимавшим плечами. – Ложь… Для дунианина всё это не более чем инструменты, два ключа к двум различным областям Мира. Скажи мне, что, по-твоему, лучше: правда, означающая гибель человечества, или ложь, ведущая к его спасению?

Низвергнутый экзальт-генерал сплюнул кровь изо рта.

– Тогда почему бы не солгать и сейчас? Почему бы не сказать: «Пройас, твоя душа исполнилась ныне самой наиблагословеннейшей благодати! Ты будешь пировать в чертогах Героев и возлежать с девственницами в Священном Чалахалле!»?

– Потому что, если бы я солгал сейчас тебе, я не знал бы, во имя чего лгу… Всё в этом месте – тьма, кроме меня самого. Тьма, бывшая прежде. Всякая ложь, произнесённая мной, послужила бы целям, которые мне неизвестны… Я говорю правду, Пройас, ибо правда – это всё, что мне осталось.

Глаза павшего Уверовавшего короля полезли на лоб от гнева и обиды, через которые он не способен был преступить.

– Так, значит, вот что я заслужил? – с крайней степенью боли и тоски вскричал он. – Вот это? Вероломство? Проклятие ?

Одетая в белое фигура недвижно стояла на месте, присутствуя здесь, но не давая на его вопрос никакого ответа. Или, быть может, она отвечала ему этим присутствием .

Пройас оглянулся на Голготтерат, на того деспота, что воистину повелевал сим окончательным, последним предательством. И это показалось ему безумнейшей вещью на свете – как само по себе, так и по отношению к нему и его скорби. Наконец, он смог оценить, измерить его в локтях – расстояние между здесь и сейчас и тем ужасным концом, что придавал смысл и значение всей его жизни.

Он так близко.

Всё, что Маловеби было известно о Нерсее Пройасе, он вынес из слухов, циркулировавших при дворе зеумского сатахана – о его безразличии к политике, о богоподобной наружности и свирепой, ревностной вере. Всё это создавало образ великого человека, посвятившего свою жизнь легендарному призванию – не слишком много, но достаточно, дабы понимать, что совершаемое Святым Аспект-Императором здесь, у самых пределов Мира, не было просто ещё одним ничего не значащим убийством.

– Дай мне умереть, – умолял человек, – пожалуйста, Келлхус.

Ответ Анасуримбора обрушился, словно глас, исходящий из нависшего над Маловеби небытия, как это было всегда, с учётом его собственного местонахождения.

– Нет, Пройас… В этом Мире не существует мучений, сравнимых с теми, что тебя ожидают. Я видел это. Я знаю.

– Тогда… покончим с этим! – всхлипнул Пройас. – Если ты определил мне… быть твоим свидетелем… скажи мне… скажи мне правду о себе, дабы я мог осудить тебя ! Проклясть тебя, в свою очередь!

Кровь и распухшие ткани лица ужасным образом исказили благообразные черты экзальт-генерала, однако благородство его истерзанного облика было бесспорным.

– Но правда обо мне известна тебе так же хорошо, как и ложь, – молвило заслонившее небо существо. – Я пришёл, чтобы спасти этот Мир.

Разбитые губы сложились в гримасу, обнажившую выбитые и обломанные зубы. Ужасающая усмешка.

– И потому-то… сами боги и охотятся на тебя !