Мэгги Стивотер - Похитители снов

– Ганси! – шикнула Блу.

Ронан не стал тыкать корове в глаз. Он провел пальцем по мягким неподвижным ресницам. Ганси поднес ладонь к коровьей морде.

– Она дышит.

Подойдя ближе, Блу погладила нос коровы. На влажной шкуре остался темный след.

– Бедняжка. Как ты думаешь, что с ней такое?

Ронан сомневался, что корове плохо. Она не выглядела больной, помимо того что не двигалась. От нее не пахло смертью. И Бензопила не казалась встревоженной сверх обычного, хотя и прижалась к виску Ронана, словно требуя не спускать ее на землю рядом с коровой.

– Есть какая-то метафора для обозначения американской публики, – мрачно пробормотал Ганси, – но сейчас я не могу ее припомнить.

Блу предложила:

– Давайте просто пойдем дальше, пока я не успела возненавидеть этого человека.

Они оставили корову позади и зашагали к самому большому сараю. Массивная дверь была изъедена червями и сгнила снизу, металл по краям заржавел.

Ронан взялся за неровную поверхность дверной ручки. Чисто по привычке его ладонь запомнила это ощущение. Не образ, только ощущение – фактуру, форму, температуру металла, всё, что было нужно, чтобы перенести предмет из сна в реальность.

– Подождите, – подозрительно сказал Адам. – Чем это пахнет?

В воздухе висел какой-то теплый клаустрофобический запах – не то что неприятный, но однозначно сельскохозяйственный. Это был не сарай, которым пользовались в прошлом. Это был сарай, которым продолжали пользоваться.

Нахмурившись, Ронан приоткрыл скрипучую тяжелую дверь. Глаза не сразу привыкли к темноте.

– О, – сказал Ганси.

В сарае находилось остальное стадо. Десятки коров казались темными силуэтами в неверном свете, лившемся из открытой двери. Ни одна даже не вздрогнула, когда раздались скрип и лязг. Слышался только звук дыхания нескольких десятков очень крупных животных, а еще стук легкого дождя по металлической крыше.

– Режим ожидания, – сказал Ганси.

Блу в ту же секунду произнесла:

– Гипноз.

Сердце Ронана билось неровно. В этом спящем стаде заключалась огромная сила. Как будто человек, знающий правильное слово, мог вызвать паническое бегство.

– В этом тоже мы виноваты? – шепотом спросила Блу. – Как с отключениями электричества?

Адам отвел взгляд.

– Нет, – ответил Ронан, уверенный, что сон коров не был связан с силовой линией. Тут что-то другое.

Ганси сказал:

– Не хочу говорить, как Ной, но мне что-то жутко. Давайте найдем лопату и уберемся отсюда поскорей.

Шаркая по опилкам, среди неподвижных животных, они достигли маленькой кладовки, серой от дождя. Ронан нашел заступ, Адам снеговую лопату. Ганси взвесил в руках бур, с таким видом, как будто примерялся к мечу.

Блу спросила:

– Ты правда вырос здесь, Ронан?

– В этом сарае?

– Ты меня понял.

Он начал отвечать, но тут, внезапно и пугающе, на него нахлынула боль. И единственной возможностью избавиться от нее было насытить слова ядом. Они прозвучали так, словно он ненавидел это место. Словно ему не терпелось отсюда вырваться. Насмешливо и жестоко Ронан произнес:

– Да. Это мой фамильный замок.

– Ух ты, – сказала Блу, как будто не слыша сарказма.

И добавила шепотом:

– Смотри!

Ронан проследил ее взгляд. Там, где покоробившаяся крыша кое-как сходилась с краем стены, в гнезде сидела коричневая птичка. Ее грудка казалась черной, как кровь, но, если присмотреться повнимательней, становилось ясно, что это просто эффект полумрака. Как у павлина, перья у нее на груди отливали металлически-изумрудным цветом. Глаза у птички были открыты, голова неподвижна. У Ронана вновь заколотилось сердце.

Бензопила, у него на плече, низко пригнулась, прижавшись к шее Ронана – это была реакция на его реакцию, а не на присутствие другой птицы.

– Потрогай ее, – шепнула Блу. – Она тоже живая?

– Нет уж, Нищета и Невежество, лучше пусть кто-нибудь из вас, – сказал Ронан. – Я трогал в прошлый раз.

У Блу вспыхнули глаза.

– Как ты меня назвал?

– Сама слышала.

– Ганси, – позвала Блу.

Он опустил бур.

– Ты сказала, что предпочитаешь сражаться с Ронаном сама.

Закатив глаза, Адам подтащил стул и осмотрел гнездо.

– Она тоже дышит. Как коровы.

– Посмотри, нет ли яиц, – велел Ронан.

– Иди ты.

Им всем было слегка тревожно. Никто не понимал, естественный это сон или нет, и не исключал, что то же самое может случиться и с ними.

Ганси поинтересовался:

– Мы единственные, кто не спит?

Это вдохновило Ронана. Посадив Бензопилу на стол, сложенный из коксовых блоков, он открыл стоявшее рядом старое ведро из-под корма. Хотя оно было пусто, Ронан подумал, что оно может быть обитаемо. И разумеется, когда он заглянул внутрь, то почуял сквозь теплый аромат зерна резкий запах живого существа.

– Свет, – приказал он.

Включив фонарик на телефоне, Ганси осветил внутренность ведра.

– Поживей, – сказал он. – Телефон разряжается.

Добравшись до старого смятого пакета на дне, Ронан обнаружил мышиное гнездо. Он осторожно вытащил одного из мышат – пушистого и невесомого, такого маленького, что тепло его тельца еле ощущалось. Хотя мышонок был уже достаточно взрослым, чтобы нормально двигаться, он неподвижно лежал в согнутой ладони Ронана. Тот осторожно провел пальцем по спинке.

– Почему он как ручной? – спросила Блу. – Он тоже спит?

Ронан наклонил руку, чтобы Блу увидела зоркие, полные доверия глаза мышонка (но не настолько, чтобы его заметила Бензопила – она сочла бы зверька едой). Они с Мэтью часто находили мышиные гнезда в сараях и возле стоявших на поле кормушек. Братья часами сидели в траве, позволяя мышам бегать туда-сюда по их рукам. Малыши никогда не боялись.

– Он не спит, – сказал Ронан.

Подняв руку, он прижал крошечное тельце к щеке, чтобы почувствовать кожей быстрый трепет маленького сердца. Блу уставилась на Ронана, и он протянул мышонка ей.

– Так можно услышать его сердце.

Она явно продолжала подозревать недоброе.

– Ты серьезно? Или шутишь?

– А ты как думаешь?

– Ты призовой придурок, но сейчас ведешь себя совсем не как обычно.

Ронан тонко улыбнулся.

– Не привыкай.

Блу неохотно взяла мышонка и поднесла к щеке. На губах у нее появилась удивленная улыбка. С коротким счастливым вздохом она протянула зверька Адаму. Тот, казалось, не заинтересовался, но по ее настоянию все-таки приложил маленькое тельце к щеке. Губы у него дрогнули. Затем он передал мышонка Ганси. Ганси был единственным, кто улыбнулся прежде, чем поднес малютку к лицу. И его улыбка убила Ронана наповал; она напомнила ему радостное выражение лица Мэтью, когда они впервые обнаружили мышей – в те времена, когда Линчи еще были одной семьей.

– Удивительная прелесть, – сказал Ганси и вернул мышонка Ронану.