Брендон Сандерсон - Ритм войны. Том 2 [litres]

– Каладин, – тихо сказала Сил. – Мы можем сдаться?

– Этот Сплавленный здесь не для того, чтобы взять меня в плен.

– Если ты умрешь, я снова останусь одна.

– Мы ускользали из более сложных передряг, чем…

Он замолчал и посмотрел на спутницу, сидевшую на плече: она как будто уменьшилась. Каладин не смог произнести остаток фразы. У него не было сил лгать.

В коридоре появился свет. Он приближался.

Каладин крепче сжал скальпель. В глубине души он всегда знал, что этим закончится: он будет стоять во тьме, один против многочисленных врагов, спиной к стене. Славный способ умереть, но Каладину не нужна была слава. Он еще в детстве отказался от этой дурацкой мечты.

– Каладин, что это? – воскликнула Сил. – На полу?

В правом дальнем углу комнаты появился тусклый фиолетовый огонек. Даже во тьме он был почти не виден. Нахмурившись, Каладин покинул свой пост у двери и изучил источник света. Сквозь камень шла гранатовая жила, и небольшой ее участок светился. Пока Каладин пытался понять почему, свет пришел в движение, побежал вдоль полосы кристаллов. Каладин последовал за ним до двери; огонек пересек коридор и проник в другую комнату, с противоположной стороны.

Немного поколебавшись, Каладин спрятал скальпель и снова взвалил Тефта на плечи. В коридоре снаружи он споткнулся и услышал, как неподалеку один из певцов сказал что-то на азирском. Это прозвучало неуверенно, как будто солдат заметил беглеца лишь мельком и сомневался в увиденном.

Шквал. Что он делает? Гоняется за призрачными огнями, как за звездными спренами? В комнатке с противоположной стороны коридора свет пересек пол и поднялся по стене: на ней обнаружился самосвет, глубоко врезанный в камень.

– Фабриаль? – изумилась Сил. – Заряди его!

Каладин вдохнул немного буресвета, затем оглянулся. Голоса снаружи, тени. Свет стоило придержать для боя, и все же он сделал так, как сказала Сил, – влил его в самосвет. Остатка хватило бы на две-три маленькие сферы. Каладин был практически беззащитен.

Стена раскололась по центру. Он разинул рот, когда камень ожил; все происходило в необъяснимой тишине. Створки приоткрылись достаточно широко, чтобы впустить Каладина с Тефтом на плечах в потайной коридор. У него за спиной дверь плавно закрылась, и свет погас.

Каладин затаил дыхание, услышав голоса в комнате за стеной. Потом прижался к ней ухом, прислушиваясь. Он не мог разобрать почти ничего – шел спор, который, похоже, касался Преследователя. Каладин забеспокоился, что певцы могли заметить, как закрывается потайная дверь, но не услышал ни скрежета, ни стука. Однако они должны были заметить спренов, которых он привлек, и понять, что цель близка.

Оставаться на месте было недопустимо. Маленький фиолетовый огонек на полу мерцал и двигался, поэтому Каладин потащил Тефта вслед за маячком по новым коридорам. В конце концов они добрались до потайной лестницы, которую, к счастью, никто не охранял.

Каладин поднялся по ней, хотя каждый шаг давался ему труднее предыдущего, и спрены изнеможения преследовали его. Он продолжал двигаться; свет привел его на одиннадцатый этаж, в другую темную комнату. Гнетущая тишина подсказала, что он достиг той части башни, которую враг не стал обыскивать. Каладин едва не рухнул, где стоял, но свет настойчиво пульсировал на стене – и Сил уговорила его проверить, что там.

Еще один самосвет, еле заметный. Остатки буресвета ушли на то, чтобы зарядить его. Каладин проскользнул в открывшуюся дверь и в абсолютной темноте опустил Тефта, чувствуя, как позади смыкаются каменные створки.

У него не было сил осматриваться. Дрожа, он рухнул на холодный каменный пол.

И наконец позволил себе погрузиться в сон.

Все твердили Эшонай, что мир, запечатленный на картах, утрачивает таинственность. Некоторые слушатели настаивали, что дикую местность следует оставить неизведанной – как и положено владениям спренов и большепанцирников – и что, пытаясь отобразить эти края на бумаге, она рискует украсть их секреты.

Эшонай находила подобные заявления откровенно нелепыми. Она настроилась на ритм благоговения, когда вошла в лес, где над деревьями – ярко-зелеными шарами с торчащими во все стороны белыми шипами – роились спрены жизни. Ближе к Расколотым равнинам почти все было плоским, и лишь местами росли скопления камнепочек. Но здесь, не так уж далеко, процветала изобильная растительность.

Ее люди часто ходили в лес за дровами и грибами. Однако они всегда следовали одним и тем же маршрутом. Вверх по реке, день пути вглубь, собрать необходимое и вернуться. На этот раз она настояла на том, чтобы покинуть отряд, что вызвало большое беспокойство. Она пообещала встретиться с ними в главном лагере, после того как разведает внешний периметр леса.

Несколько дней она шла сквозь заросли, а потом наткнулась на реку. Теперь можно было срезать путь через сердце леса и добраться до лагеря своей семьи другим маршрутом. При ней будет новая карта, которая точно покажет, насколько велик лес – по крайней мере, некоторая его часть.

Эшонай пустилась в путь вдоль русла, настроенная на ритм радости, и рядом плыли речные спрены. Все так переживали, что она окажется в одиночестве во время бури. А ведь за свою жизнь Эшонай раз десять пережидала разгул стихии вне убежища и выжила без особых проблем. К тому же среди деревьев всегда найдется приют.

Тем не менее ее семья и друзья волновались. Они занимали очень незначительный регион, мечтая о том дне, когда смогут отвоевать какой-нибудь из десяти древних городов по периметру Расколотых равнин. Эшонай считала подобную цель не стоящей внимания. Не лучше ли отправиться странствовать, посмотреть, какие еще чудеса скрывает мир!

Но нет. Существовала единственная возможная цель: завоевать один из городов. Найти укрытие за обваливающимися стенами, игнорируя природную крепость леса. Природа сильнее, чем творения слушателей, – у Эшонай не было в этом сомнений. Лес, вероятно, существовал, когда древние города только построили. Теперь они превратились в руины, а он знай себе рос, как и прежде.

Невозможно украсть секреты у чего-то настолько мощного, просто исследуя его. Можно только чему-нибудь научиться.

Она устроилась возле камня и развернула карту, нарисованную на драгоценной бумаге. Ее мать была одной из немногих во всех семьях, кто знал Песню Изготовления Бумаги, и с ее помощью Эшонай усовершенствовала процесс. Она пером зарисовала путь реки вдоль опушки леса, затем промокнула чернила насухо и снова свернула карту.