Мэтью Стовер - Кейн Черный Нож [ЛП]

Напоминает мою актерскую карьеру.

Но тут не Дикая Охота. По крайней мере, не вся. Это другой вид охоты.

Сон или видение или что там... не останавливалось на барабанах и плясках, но расцветало в беспрепятственный бег по залитым луной улицам среди запахов мочи и дождевой воды, пролитого вина и человечьего пота... чувство связи - как ритуал Слияния у перворожденных - ощущение, что ты не одна личность... или что твоя личность распространяется на другие тела, на все тела, и в своей своре я гляжу на себя разными глазами, одновременно, и вижу себя извивающимися в мерцающем пламени, алом и не отбрасывающем свет, и это пламя было связью, и связь пульсировала густо и горячо в разделенной жажде оборотней.

Вломиться в дом. Дверь сорвана с петель. Лампы разбиты, пламя ползет: настоящее пламя, треск и ожоги плоти. Одним ударом пробита стена. Вонзаю зубы в мягкий вопящий розово-плотский узел хумансов под одеялом, лью яркую сладкую кровь на рваные матрацы.

Еще пламя, еще ужас, еще сладость медной крови.

Жесткие серые кулаки крушат мясо и кости с тем же чавкающим звуком, что семигранные булавы людей в кольчугах с солнечными коронами Хрила, гром их длинных ружей, ширрр дроби и жжуух пуль, стук подков по мостовым и нет страха нет боли, лишь касания: кровь отдана, кровь принята.

Картинно лежащие в развалинах стены обрывки тел столь истерзанных, что не понять, люди это или гриллы, или смесь, свежая мертвечина, косые лучи лунного света выхватили струйки пара над разрезанным мяском...

Пар от ран...

Отец, лет сорок назад, рассказал мне теорию антропологов о происхождении мифа о человеческой душе: испарения от глубоких ран могли приниматься древними людьми за души, убегающие из тел. Или духов. Слово spiritus происходит от корня, означавшего дыхание. В большинстве традиций призраки похожи на туман, который можно в стылый день увидеть у рта... Вся чепуха о послежизни и Небесах за облаками... все из простых завитков пара, ползущего ввысь словно дым...

Словно дым.

Я сказал: - Сукин сын. Сукин сын.

Точно. Оно. Должно быть. Барабаны. Пляски. Изменяющие разум снадобья. Экстатическое единение с высшей силой... ни страха, ни боли.

"Даже пули вам не повредят. Разве что убьют".

Возьмите религиозный пацифизм людей Земли, профильтруйте через сознание разумных хищников, стайных охотников, и что получите?

Дымную Охоту.

- Это же Пляска Духа, вот так срань. Гребаные огриллоны - Плясуны Духа. [13] Пляска Духа - экстатический культ, возникший в 19 веке среди индейцев США, мечтавших о волшебном избавлении от белых колонизаторов.

Раздолби конем мой сраный зад! Кровавый Иисус на палочке!

Я глубже уткнул лицо в ладони. - Орбек, какого хрена ты влез во всё это, тупая собачина?

Это был риторический вопрос. Ибо во сне было много чего еще.

Там была она.

Латы, словно манекен из перекрывающихся зеркал. Из тени улицы на площадь, тяжелый двуручный моргенштерн небрежно вскинут на плечо. Отблески пожара пляшут на фасадах. Трое меня мчатся по мостовой навстречу, залитые кровью лучших солдат Дома. Небрежно снимает шлем, встряхивая волосы. На лице нет гнева. Нет страха. Лишь далекая, отстраненная печаль.

Ее запах: человеческий, женский, густой от смерти. Залитые алым пластины доспеха покрыты вдавлениями в форме клыков, дырочками от пуль. Волосы слиплись от сохнущей крови. Булава вздымается с механической точностью, падает стальными громами. Клочья мяса облепили скулы и лоб, нечеловеческая маска с живыми глазами.

Васса Хрилгет, звали они ее. Я отлично понимал почему.

- Ага, окей, - пробормотал я. - И чего ты ждала от меня? Что нужно сделать? - Не то чтобы я ожидал ответа. Или нуждался в ответе.

Я поморщился, смотря на оранжевый рассвет на краю неба. Слишком рано для кофе, точно. Может, найду зерна на кухне, пожую как аспирин... вот еще какой хреновины не хватает этому миру - голова раскалывается уже не от барабанов, от мигрени...

Еще не вполне проснувшись, я натянул сапоги и шарил в поисках куртки, когда вдруг сообразил: свет зари не пульсирует. - Ох, - сказал я. - Ох, дерьмо.

А это что за шум? Голоса?

Я встал на койку и налег на раму окна, пока не открылась щель.

Да. Голоса вдалеке, тихие, но ясные...

- Дизрати голзинн Экк!

Окей. Не сон. Не видение.

Пророчество.

Я сжался, отстраняясь от окна. - Сукин сын.

Мне что, разбираться с этим, даже не испив кофе? - Сукин сын. - Я протер больные глаза. - Ага, ладно. Как скажете.

Подняв и зафиксировав раму окна, я схватился за подоконник, с утренним стоном человека среднего возраста подтянулся, перебросил ногу через край. Заскользил по крыше мансарды, собирая животом сажу и осколки черепицы; и когда наконец встал на колени, потер затылок, озираясь в поисках лестницы. Уже хотелось отлить.

Далекий прилив рева огриллонов, вопли ужаса, боли и ярости. Человеческие. Наверное.

Там: за три или четыре квартала. Оттуда доносятся голоса, там пламя. Отнюдь не заря.

Здания в огне.

Я вдохнул дым. Вода стекала с лица на голую грудь, порождая мурашки. Я глянул вниз, на теплую смятую постель - но ложная заря привлекала больше. Там тоже, казалось, было тепло.

Я уже пятился, чтобы набрать разбег и прыгнуть на крышу напротив, когда подумал: сладостный трах, какого рожна я делаю?

Мне пятьдесят лет, ради всего дрянного. Пятьдесят лет старости, а готов бежать по крышам в сторону кровавой бойни. Без цели. Просто ради того, чтобы быть там. Приходи-кто-хочешь.

Даже без рубахи.

Я потряс головой и поднял руку, будто приказывая какому-то траханому козлу убираться в ад. - Не мое дело.

Прозвучало неубедительно. Ни для кого.

- Не мое дело. - Так лучше. Вполне годно.

К воплям и стонам добавился сочный барабанный ритм. Стрельба. Очень громкая: крупный калибр. Хриллианцы прибыли.

Все, что нужно, узнаю утром. Когда перестанут палить.

"Хочешь, чтобы я засунул стареющую задницу в мясорубку?" Я монологировал для аудитории из одного слушателя. "Так посули выгоду".

Бог не ответил.

Я пожал плечами. - Делай что хочешь, - сказал я вслух. - Пойду в кроватку.

Сидеть на краю кровати. Склонившись грудью до коленей. Смотреть в пол. На мокрое пятно там, куда сплюнул воду. Пятно размером с ладонь, местами вода уже просочилась в дерево сквозь ветхую подстилку.

Она была на вкус как кровь...

А теперь, в тусклом свете пожара сквозь окно в скошенной крыше, она и выглядела как кровь.

Пушечный огонь и вопли.

- Дизрати голзинн Экк!

И бульканье все в том же черном болоте сна: каменные стены рушатся под кулаками, двое меня прыгают в спальню, полно криков и крови - тощий, бледный хуманс лежит, умирает поперек тела юной стриженой рыжеволосой...

И слюна капает с клыков-бивней, когда оба меня слышат плач из двух корзин у кровати...